Андрей Ливадный - Спираль

Почему мы ярко помним одни эпизоды своей жизни, имевшие место очень давно, и совершенно не помним, что ели вчера на завтрак?

Ответ кроется в механизме работы памяти. Все текущие события хранятся в ее «оперативном» отделе, откуда удаляются по мере устаревания и ненужности. Существует несколько механизмов перехода информации из оперативной памяти человеческого мозга в постоянную, но Джедиану Ланге удалось полностью разгадать лишь один из них: так называемую флэш-память, сравнимую с фотовспышкой. Этот вид запоминания информации основан именно на адреналине — когда его уровень в крови человека резко превышает определенную норму, то по центральной нервной системе поступает команда: Print Hear! — печатать сейчас! — и в долгосрочную память укладывается «снимок» события, воспоминание, связанное с какой-то неординарной ситуацией.

Прибор Джедиана Ланге умел читать именно флэш-память. При допросах человеку вводили постепенно увеличиваемые дозы специального стимулятора, и под его воздействием мозг извлекал из долгосрочной памяти те картинки, что были записаны им ранее, на том или ином уровне насыщения крови адреналином.

Позже прибор запретили, но в упрощенном варианте он сохранился. Например, в медицинской практике его применяли при диагностике комы, когда с пострадавшим было невозможно общаться напрямую, из-за бессознательного состояния последнего. Очевидно, что среди софтового обеспечения аппаратуры флайера «Скорой помощи» присутствовал именно такой программный пакет. Медики честно боролись за жизнь Сары Клеймон, но препараты, призванные «завести» остановившееся сердце, сработали, в том числе, и как пороговый стимулятор вспышечных воспоминаний, которые автоматически принялся записывать бортовой компьютер, а когда места на первом носителе не осталось, «умная» машина пошла писать поступающие данные на второй диск, где располагалась система, которая в конечном результате и оказалась загробленной…

Все вроде бы получалось логично в цепи рассуждений Полынина, за исключением одной неясности — почему компьютер флайера позволил уничтожать свои системные файлы, заменяя их на видеообразы, полученные из памяти умирающей Сары Клеймон?

Ответ напрашивался сам собой: либо у бортового компьютера по непонятной причине была отключена защита стержневых программ, либо ее кто-то сломал за те несколько секунд, которые предшествовали смерти Сары Клеймон…

Антон опять покосился на РИГМУ. Очередь до домашнего терминала еще не дошла, но им следовало заняться как можно скорее — пробить защиту домашнего компьютера в квартире Полынина пытались именно с флайера «Скорой помощи».

«Ладно… РИГМОЙ займусь чуть позже».

Щелчок, и первый файл видеозаписи открылся в отдельном оперативном окне.

Несколько секунд Антон ошалело смотрел на экран.

Ну и ну! Вообще-то после Рукава Пустоты «дыхание прошлого» уже не удивляло Антона — некоторым находкам, которые проходили через его руки, насчитывалось по миллиону лет и больше, но то были чужие артефакты, а на открывшейся его глазам видеозаписи была запечатлена… Земля! Земля полуторатысячелетней давности!..

Полынин даже предположить не мог, что его так сильно заденет внезапно материализовавшееся на экране прошлое. Темные, мрачные века, самое начало Великой Экспансии — волны безумного исхода, которая разнесла споры человечества по множеству миров…

Это было безошибочное узнавание места и времени. Сомнений быть не могло: глазами юной Сары Клеймон он созерцал небоскребы, вершины которых укутывали облака свинцово-серого смога, зловещее марево истекало из ущелий улиц и застилало своей пеленой окна верхних этажей зданий… Он видел лазерные вензеля Всемирного правительства Джона Хаммера, начертанные тончайшими нитями лазерных лучей на зыбком экране постоянно меняющих конфигурацию ядовитых облаков, отчего начальные буквы словосочетания «Земной Альянс» казались пляшущими, кривляющимися и хохочущими в отравленных небесах… Затем в поле его зрения попал выпуклый борт какого-то космического корабля, фрагмент трапа и надпись… — надпись! — на блестящей, глянцевитой, еще нетронутой космосом керамлитовой броне:

«Колониальный транспорт „Бристоль“.»

Картинка погасла, но тут же сменилась новой.

Тусклый, рассеянный, желтый свет.

Колпак криогенной камеры, поднявшийся лишь на половину своего хода, — он нависает над головой, словно матовая могильная плита. За ним видны стены отсека, все в потеках ржавчины, которая наросла на облупленных балках каркаса, будто короста, в некоторых местах свисая рыжей бахромой.

В компьютере внезапно включилась аудиосистема: Полынин услышал хриплое, прерывистое дыхание, отчетливый звук монотонно капающей воды, тихий скрип раскачивающейся где-то на невероятной высоте, оторванной от основания металлической секции.

Желтый свет едва разгонял мрак, освещая несколько квадратных метров площади, но само помещение, судя по эху, которое порождал каждый звук, было огромным, исполинским, пустым и гулким.

Полынин сидел, не смея оторвать глаз от монитора.

Он интуитивно понял, где очнулся разум Сары Клеймон.

Она пыталась выбраться из криогенной камеры, которая была установлена внутри огромного, разделенного на решетчатые палубы двухкилометрового «яйца» — такую форму и конструкцию имели все грузопассажирские модули колониальных транспортов эпохи Первого Рывка.

Его внимание привлекла рука, уцепившаяся за борт криогенной камеры. Это была морщинистая рука старухи. Длань человека, который проспал весь свой биологический ресурс, и то, что Сара вообще очнулась от ледяного сна, показалось Полынину чудом: резиновый уплотнитель камеры на его глазах раскрошился от слабого усилия, которое прилагали пальцы старухи, пытаясь уцепиться за него.

«Нет…» — Антон не обдумывал данный вопрос, он просто интуитивно знал ответ на него: «После стольких лет криогенного сна не просыпаются!..» Когда металл превратился в ржавый прах, резина — в хрупкую крошку, а истощенные мышцы присохли к костям, как может человек, потерявший в своем сознании полторы тысячи лет, не просто восстать из бездны криогенного сна, а выбраться из неизвестной точки пространства к обитаемым мирам, где царит иная эпоха, и найти среди миллиардов людей его — Антона Полынина?

Естественно, Сара Клеймон не приходилась матерью Паши Сытникова. Она не являлась никем — просто телесная оболочка, вырванная по чьей-то воле на последней стадии медленного умирания из ледяных объятий криогенного сна. Она была зомби, вопрос только в том, чья воля руководила до последней секунды этим дышащим на ладан телом?