Андрей Ливадный - Спираль

— Я много знаю об этом месте и его истории… — мысленно усмехнулся инсект, проявляя при этом признак эмоционального восприятия ситуации. В его усмешке Антон отчетливо различил горечь. — Участвуя в допросах, я был вынужден много узнать… Мне было неприятно…

Антон слушал его, стараясь не шевелиться, чтобы не будить лишний раз боль в одеревеневшем от холода теле. В коридоре возник неторопливый звук шагов. Охранник прошел мимо их камеры, не остановившись, и шаги постепенно стали удаляться.

— Хорн, если я слышу тебя, значит, и они могут слышать нас?

— Когда ты кричишь или разговариваешь на своем языке, да, — мысленно ответил инсект. — Но пока мы беседуем вдвоем, в мнемоническом диапазоне, я являюсь стимулятором твоих способностей. Люди, за очень редким исключением, не телепаты. Им обычно нужен кто-то, работающий в этом смысле за двоих. Ты слышишь меня, а я тебя только благодаря моей врожденной ауре, которая воздействует на определенные группы нервных клеток твоего мозга, стимулируя их способность излучать и принимать мнемонические позывы.

— Один инсект — один собеседник? — сделал вывод Полынин.

— Ты угадал, человек.

— А ты давно сидишь тут?

— Много лет. Меня захватили на Хаборе. — Инсект выдержал небольшую паузу и добавил: — Этот род людей, которых называют ганианцами, недостоин статуса разумных существ.

— Тут я с тобой согласен. Я тоже был на Хаборе, — признался Полынин. — Воевал против них.

— Павел ждал тебя.

Антона словно ударило током.

— Паша?.. — Он вдруг подавился и словами и мыслями… — не о чем стало говорить и думать, как только в голове вновь возник образ инвалида, передвигающегося на деревяшке с колесиками…

— Не вини себя… — раздался мысленный голос Хорна.

Слабое утешение, но и на том спасибо. Полынин испытывал внутреннюю боль, и ему не нравилось, что насекомое ощущает всплески его чувств, прекрасно распознавая их. Это помогло собраться, волевым усилием отрешившись от части эмоций.

— Откуда ты знаешь, что он меня ждал? — мысленно спросил Антон.

— Он часто думал о тебе, — ответил Хорн. — Нас вместе везли с Хабора. Потом мы встречались тут.

— Почему его перевели в другое место?

— Не знаю. Ганианцы часто переводят рабов с место на место, опасаясь сговора.

— Ты можешь рассказать, где мы находимся?

— На детали у нас нет времени, человек. — Ответ Хорна показался Антону странным и неожиданным, но следующая мысленная фраза инсекты кое-что прояснила: — Скоро за тобой придут, чтобы увести на допрос, и я буду вынужден докладывать им все твои мысли, — он подчеркнул интонацией слово «все». — Обычно на допросах присутствуют две особи моей расы. Я не смогу утаить известную тебе информацию, даже если ты сам станешь молчать.

— Значит, у меня нет никакого выхода?

— Выход есть всегда, человек, — подумав, ответил ему инсект. Казалось, что он сомневался, стоит ли доверять Антону, но, в конце концов, его колебания завершились следующей мысленной фразой: — Сейчас у тебя есть еще как минимум десять минут, чтобы привести в порядок свое тело. Потом времени уже не будет.

— Дьявол, говори конкретно. — Несмотря на недоуменную злость, Полынин вновь принялся корчиться на полу, теперь уже не обращая внимания на боль, пытаясь этими усилиями хоть немного размять онемевшие руки и ноги…

— Мне удалось похитить автомат, — наконец сознался инсект, преодолев внутренний барьер сомнений относительно Полынина. — Я спрятал его, — продолжал мысленный голос. — Этот астероид является портом, тут полно разных человеческих кораблей, но я умею управлять только логрианскими системами, а их содержат в другом порту. Я не могу бежать в одиночку. Если ты не поможешь мне, мы оба погибнем, потому что я больше не могу переводить на допросах. Они пытают свои жертвы, а все мучения ощущаются мной так же остро, как самими пленниками… Я устал, — через некоторое время добавил Хорн. — У вас это называется адом. Попасть в ад — есть такая поговорка у людей, да?

— Да… — машинально ответил Антон, думая о другом.

Из всего мысленного монолога инсекта его удивило упоминание о логрианских системах управления. Значит, космические корабли двухголовых тоже присутствуют тут? Что ж тогда за содом царит в этой туманности? Удивление, которое он испытал, само по себе было хорошим признаком. Медленно, но верно оживал разум, из него уползало чувство безысходности, а значит, действительно еще не все потеряно…

Додумать эту мысль ему не дал звук шагов, послышавшийся из-за дверей.

На этот раз реально скрипнул ржавый засов, и косая полоса света действительно упала на шероховатый пол камеры. В открывшемся дверном проеме стояли двое ганианцев.

— Поднимайся! — приказал один из них Антону, второй прошел в дальний угол камеры и пинком поднял инсекта с кучи тряпья.

— Вперед оба, налево по коридору.

Идти пришлось довольно долго, и это сыграло на руку Полынину. Лишь мельком взглянув на инсекта, чей облик вызывал невольную дрожь, он сосредоточился на ходьбе, стараясь разогнать кровь по застывшим жилам, но в особых усилиях, как выяснилось, не было нужды — хватило одного взгляда на конвоиров-ганианцев, чтобы блаженный адреналин хлынул в кровь необузданной волной горячей ненависти.

«Через сорок твоих шагов, человек… Дверь с правой стороны не заперта… Автомат спрятан за ящиками в правом углу помещения… Патрон уже в стволе, затвор трогать не надо…»

Коридор был длинным, тускло освещенным и прямым.

Тридцать… Тридцать пять…

Сорок…

Дверь, ржавая, чуть приоткрытая, словно приглашающая войти…

Качнувшись влево, Антон ударил плечом ганианца, тот, не ожидая удара, споткнулся и полетел на пол, а Полынин уже ушел вбок, плечом распахивая дверь и не перекатом, а кубарем — в угол за ящики…

Вот он, родной, лежит на полу, в щели между двумя штабелями.

Только бы не задеть этого Хорна…

Адреналин…

Ритмичный, глухой и очень медленный ток крови в ушах… каждый удар пульса — как молот, движение секунд — словно вечность…

Бум… Бум… Бум…

Это действительно — вечность… Нирвана для бойца….. это нельзя описать… можно только прожить глухую бесконечность секунд, когда ты видишь и понимаешь все, когда выпиваешь каждую каплю переполненной адреналином мести…

Падая, совершая второй, уже осмысленный перекат, Антон успел в неверном свете тусклых ламп разглядеть автомат, его потертый складной приклад, знакомый, но опять показавшийся нелепым отросток древнего механического затвора. Он впитал всем существом вес оружия, пальцы ощутили немой холод стали и тугой, напряженный ход курка: сначала пустой выбор люфта, а затем…

«Бум… Бум… Бум…» — сердце рвалось из груди…