Дэвид Эннендэйл - Яррик: Цепи Голгофы / Дурной Глаз

— Они решили напоследок встать насмерть, комиссар, — сказал он по воксу. — Они в отчаянии. Они знают, что это конец.

— Разве? — спросил я. Мне требовалась правда, а не фантазии.

— Они задают нам трёпку, — признал он, — однако...

Я оборвал его:

— Прислушайтесь к врагу, полковник. Что вы слышите?

Он вернулся на связь через несколько секунд с тем самым ответом, которого я ожидал и которого страшился.

— Они хохочут, — сообщил он.

Выяснение ситуации у нас в тылу заняло больше времени.

— Полковник Рогге не отвечает, сэр, — доложил Дитхельм.

Уже само это сказало мне, что дела там пошли наперекосяк. Но мне нужно было знать почему , и мне нужно было знать как .

— Тогда найди мне того, кто отвечает.

Дитхельм это сделал. Он прекрасно справлялся, а в 23м Ауметском хватало офицеров, которые знали свой священный долг. Многие из них погибли, пока рассказывали нам, что произошло. Их передачи были фрагментами трагедии.

— ... не знаем, отступаем мы или контра...

— ... многочисленные топталки и боевые крепости, мы не можем...

— Кто командует? Кто командует?

— Ничего не осталось! Трон побери этого ублюдка! Я скормлю ему его...

Я не отрывал глаз от картографического стола, слушая, как Дитхельм оглашает свежие порции информации. Как гололитическое изображение приобретает объём и наращивает разрешение, так и в моём уме складывалась картина. Я ощутил, как мои губы ощериваются в гримасу, когда осознал, как ужасно мы заблуждались. Войско, которое сейчас рвало в клочья Ауметские танки, было армией как минимум такого же размера, что и преследуемая нами. Траке удалось утаить от нас эту вторую группировку, скрытно размещённую в горах. Мы вляпались в одну из величайших засад в истории Империума. Несмотря на все мои поучения, несмотря на то, что уж я-то знал , что к чему, я недооценил Траку. И снова этот орк переиграл, пере- думал нас, людей.

Мы были пойманы в клещи. Долина, по которой сейчас наступала основная масса наших войск, была длинной и широкой, но всё-таки это была долина, и орки атаковали нас с обеих её концов. Даже в предгорьях Ишавора рельеф был достаточно высоким, чтобы мы не могли через него перевалить. Мы были заперты со всех сторон. Трака сделал со мной именно то, что, как я думал, я готовлю ему.

У нас оставался шанс, только если передовые подразделения смогут немедленно завершить войну. Судя по всем признакам, с той же вероятностью у меня могла бы вырасти новая правая рука, но я всё-таки обратился к Синбёрну:

— Полковник, у вас есть хоть какая-то надежда, что вы сумеете убить Газгкулла Траку в течение следующих нескольких минут?

— С благословения Императора, как знать, что мы сможем...

— Вы хотя бы представляете, где он?

— Нет, — признался Синбёрн.

Я мог слышать, насколько он был разочарован. Он был удручён мыслью, что придётся сдаться в такой близости от цели. Но реальность была такова: всё это время мы не преследовали Траку. Это он завлекал нас. И если только Синбёрн не держал этого орка под прицелом дюжины танков, сегодня нам его не победить.

— Выходите из боя, полковник, — сказал я.

— Комиссар, — начал он.

— Вы нужны нам здесь.

Ответа не воспоследовало. В ухе царапала статика, её беспорядочный звук складывался в безотрадную правду. Я велел Дитхельму перебирать каналы, пока тот не нашёл мне капитана танковой роты. Это был капитан Хэнтлин, и его машиной был «Гибельный Клинок» "Устрашающее Величие".

— Капитан, — произнёс я, — теперь вы командуете бронетанковым полком.

И я отдал ему приказы, которые любой солдат хочет услышать в последнюю очередь.

Выбора не было. Двигаться вперёд было самоубийством: цепочка долин вела только в тупик, в конечную точку, где, как нам думалось, мы загнали орков в угол. Нам нужно было отходить назад, и мы должны были пробить себе дорогу через вторую армию. Это не было вопросом надежды — одной лишь необходимости.

Тогда соберём наши силы. К этому моменту Дитхельм держал на вокс-линии всех полковых командиров.

— Это не отступление с боем, — сказал я им. — Вы должны вернуться как можно быстрее и приготовиться снова вступить в бой в тылу.

С «Гибельными Клинками» у нас ещё может быть шанс — не на победу, а на успешное отступление.

Может.

Мы начали убийственную процедуру изменения направления целой армии на диаметрально противоположное. Тысячи, тысячи и тысячи бойцов и машин, море военной мощи, которое на открытой равнине протянулось бы до самого горизонта, — сейчас они должны были застопорить всё движение и развернуться туда, откуда пришли. Идеальность дисциплины удерживала беспорядок на минимальном уровне. Неумолимая реальность подразумевала, что нам всё ещё придётся как следует покрутиться. Хуже всего дело обстояло с машинами. «Леманы Руссы» и «Мантикоры», «Химеры» и «Василиски» — у всех них имелись минимальные круги разворота и было мало места, чтобы их сделать. Даже с учётом приоритета, предоставленного штабной «Химере», её переориентация заняла у нас целую минуту. Там, где прежде мощь Империума текла по Голгофе, словно ревущий поток, сейчас не осталось ничего, кроме завихрений тёмной патоки.

Я знал, что мой приказ стал смертным приговором для бессчётных верных Гвардейцев, поскольку зеленокожие вовсю пользовались своим преимуществом. Я снова пожелал оказаться на передовой. Прежде я хотел быть свидетелем того, как Траке придёт конец. Сейчас я бы разделил страшный миг отступления с бойцами, которые отдали всё ради этого дела. Это то, что я был им должен.

Однако Империуму я был должен ещё больше. Как и любой человек на этом свете. Тем паче, что в данный момент моё самопожертвование не послужит никакой цели. Я не преуспею в выполнении своего долга служения Императору. Так что этот романтический жест будет не чем иным, как изменой.

Мы действовали дисциплинированно, но медленно. Орки же — скоростные создания. Само понятие дисциплины едва укладывается у них в голове. Замедлить их наступление было нечем, кроме месива из человеческой крови под их ногами. И, стало быть, это произошло. Бронетанковый полк ещё не достиг новой линии фронта, а остальная армия даже не начинала маршировать в новом направлении, как на нас обрушились атакующие орки. К этому времени я уже снова выбрался наверх через люк «Химеры», и хотя я находился в километрах от места, где началось столкновение армий, я его услышал. И почувствовал тоже: они сшиблись с такой силой, что завибрировало всё дно долины.

Мы двинулись вперёд, и мы шагали прямо в пасть мясорубки. Но сейчас выбор был: идти вперёд и умереть, или ждать и умереть. Мы шли вперёд, следуя единственной дорогой чести и дорогой нашей единственной надежды.