Илья Бердников - Вояж Проходимца

Промерзшие насквозь, мы добрели, наконец, до циклопической серой плиты. Огромное сооружение, будто вырезанное из сплошной скалы, вблизи оказалось состоящим из какого-то полимера или керамики и только цветом напоминало камень. Возле моста ветер немного стих, давая нам послабление, так что можно было перевести дух и осмотреться.

— Не понимаю, как эта громадина опускается, — прогудел Санёк через замерзшие губы. — Где механизм?

— Внутри скалы, очевидно, — мои губы также плохо слушались. — Ты не знаешь, куда полезла Ками?

Девушка действительно выпустила из рук черные крючья и, уцепившись ими за скалу, заглядывала куда-то вниз, за край карниза. Затем она повернула голову с сияющими в сумерках алыми глазами и поманила нас рукой, подзывая к себе.

Мы с Саньком переглянулись, встали на четвереньки и поползли к зияющей пропасти. Здесь снова бесновался ветер, обжигая холодом лица, но он не помешал нам рассмотреть небольшую, огражденную перилами площадку в паре метров под нами. Одна из стоек перил была толще остальных, и на ее боковой поверхности виднелась рукоять небольшого рычага.

Не успел я осознать, что это именно то, что должно включить механизм опускания моста, как девушка соскочила вниз. Ветер тут же понес ее прочь от стены, но Ками, уцепившись одним из крюков за камень, описала кривую и приземлилась точно в центр площадки. Ее рука дернула за рычаг, и тот послушно отошел в сторону.

— Ни хрена не происходит! — жалобно проорал мне на ухо Санёк. — Не работает! Может, это совсем не тот…

Скала под нами мелко задрожала, откуда-то из глубин горной гряды послышался, нарастая, низкий гул, словно где-то шел тяжелый подземный поезд. Циклопическая полуторакилометровая плита моста пришла в движение, невыносимо медленно опускаясь на невидимых шарнирах.

— Получилось! — взвизгнул Санёк, вновь обретший голос. — Получилось, Лёха! Блин, аж слезы…

Лапшич осекся, глядя куда-то вдоль каменного карниза. Я, удивленный переменой в поведении штурмана, тоже посмотрел туда, готовый увидеть обвал, снежную лавину, наконец, испускающих голубые лучи Сторожей, разъяренных кощунственным нарушением покоя моста…

Но на карнизе, буквально в десяти метрах от нас, стоял Чино. Охотник сутулился под порывами ветра, жалко щурился и часто моргал, пытаясь освободить глаза от выжимаемых ветром слез. Губы его шевелились, он говорил что-то, но что — было не разобрать. Наконец охотник оперся левым плечом о скалу и поднял на правое короткую трубу гранатомета. Как он умудрился добраться до него, летя в силовом тоннеле, — оставалось загадкой. Но я не стал ломать над этим голову, так как лицо Чино сморщилось еще сильнее и от полыхнувшего огнем гранатомета в нашу сторону рванулся дымный шнур с ярким шаром ракетного выхлопа на конце.

За долю секунды до того, как граната ударила в скалу возле наших ног, Санёк рванул меня в сторону площадки, расположенной внизу, ноги потеряли опору, и ветер радостно подхватил нас, тут же отбросив от стены пропасти.

Мы промахнулись мимо площадки.

Откуда-то сверху раздался жалкий хлопок взрыва, но тут же все звуки прекратились, перекрытые яростным ревом воздушных потоков. Они хлестали в лицо, выворачивали веки и разом забили мне легкие, затолкнув обратно рвущийся из груди панический вопль.

«Как „кашалоты“, разобьемся как „кашалоты“», — мелькнула в мозгу такая ненужная сейчас мысль.

В этот миг черная рука вцепилась в мое плечо, сжав до острой боли. Алые глаза, сияющие на чешуйчатом лице, приблизились ко мне, заслоняя мелькающие мимо скальные уступы и перекошенное лицо Санька с раззявленным в немом крике ртом.

Ками прыгнула вслед за нами.

Черные пластины разошлись в стороны, ветер тут же стал рвать и трепать черную гриву волос, женские губы прижались к моему уху, перекрыв треск и рев воздушных потоков, и спокойный мягкий голос произнес:

— Я не расстанусь с тобой вновь.

Обнявшись, словно близкие родственники, мы неслись, вращаясь, к заваленному фиолетовыми обломками дну.

И оно было уже совсем близко.

Удар и был, и его не было. После такого затяжного падения любого человека должно было расплющить в лепешку, пусть даже внизу ждала взбитая перина трехметровой толщины. А при столкновении с водной поверхностью — ууу! — оторванные конечности гарантированы, не считая подкожного фарша из костей и внутренних органов. Даже если этот человек — олимпийский призер по прыжкам в воду. Ускорение, силу тяжести, площадь, массу тела и поверхностное натяжение жидкости никто не отменял. Так что единственным верным результатом моего длительного падения мог быть только рваный блин, колыхающийся во взбитой пене на радость рыбам и чайкам.

Ан нет, получается, что не так. Вообще, складывалось ощущение, что я, не прорывая снаружи водяной поверхности, просто разом оказался на глубине, словно материализовался там, раздвинув своим телом молекулы жидкости.

Жидкости, надо сказать, довольно соленой.

Я невольно хватанул ртом, отчего вода с готовностью хлынула в желудок и легкие. Задохнулся, мысленно вопя, так как горло свело судорогой, да и кричать водой вместо воздуха как-то сложно. Панически замолотил руками и ногами, пытаясь вырваться к светлеющей недалеко поверхности, и…

Поверхность оказалась светлым песчаным дном.

Как ни странно, это немного отрезвило меня. Раз есть дно, значит, поверхность воды в противоположном направлении. И очень хотелось верить, что до нее не полсотни метров, иначе одним утопленником станет больше. Задрав голову, я увидел серебристую изнанку мирно перекатывающихся водяных валов. Хвала Всевышнему, недалеко!

Несмотря на то что глаза начала застилать багровая пелена, а легкие разрывались от боли, мне хватило ума сбросить лямки рюкзака, освобождаясь от лишнего груза. С силой оттолкнувшись от дна, я загреб руками, и через пару секунд моя голова оказалась над водой, после чего я принялся выкашливать соленую жидкость из легких.

Волны поднимали и опускали измученное тело, то отдаляя, то приближая к серому, покрытому пленкой рваных облаков небу. Любопытствующая крупная птица спикировала из выси и тут же шарахнулась в сторону, испуганная надрывным кашлем неудавшегося утопленника. Дура. Лучше бы вытащила меня из воды.

Как оказалось, до берега было относительно недалеко — метров пятьдесят, по крайней мере мне так показалось. Прибой лениво ломался на песчано-галечном невысоком берегу, так что с выходом на сушу проблем не предвиделось. Плавал же я всегда хорошо, и заплыв на полсотни метров меня не пугал, даже несмотря на усталость и сковывающую движения одежду. Тем более, температура воды была не критической — градусов пятнадцать-семнадцать выше нуля. И в более холодной приходилось барахтаться, когда запутанные рыболовные снасти по весне доставал. А вот оружие придется бросить: пистолет с обоймами и патроны к исчезнувшему дробовику тянули меня ко дну, равно как и кроссовки. Пытаясь выковырять пистолет из кобуры, я вдруг открыл еще одну приятную особенность своей куртки: от воздействия влаги ее подкладка слегка надулась, поддерживая меня на воде подобно спасательному жилету. Повысившаяся удельная плавучесть позволила мне оставить в покое пистолет и неуклюже — раздувшаяся куртка все же немного мешала — погрести к берегу.