Елизавета Ельская - Голгофа XXI

— Тогда пойду я, — сказал Святослав, пожав плечами.

— Ты не понял, — спокойно возразил Филипп. — Мы не будем тащить жребий потому, что ты должен остаться. Я справлюсь с тем, что надо сделать у зоны Долли, а ты доведешь дело до конца. У тебя это получится лучше, чем у меня.

— Филипп, я не могу вот так взять и послать тебя на смерть!

— Ты и не посылаешь. Мы все здесь добровольцы, верно? Считай, что я решил этот вопрос сам… — Филипп бросил на землю вторую сигарету, недокуренную. — Мы многих потеряли, пока шли сюда. Чтобы это было не зря, каждый теперь обязан сделать все, что сумеет. Я сумею обмануть жандармов, а вот сумею ли справиться с предателем и всем прочим — не уверен. Поэтому я возьму на себя фейерверк у зоны Долли, а более сложную часть предоставлю тебе. Оптимальное решение без всяких сантиментов. Жребий тут не нужен.

Святослав неловко сказал:

— Прости, я сначала неправильно тебя понял.

Филипп небрежно махнул рукой:

— Пустяки, командир. Когда мы разделимся?

— Когда до зоны будет километров двести. Более чем стокилометровый участок они прочесывать не будут, это и так с запасом, но на всякий случай удвоим, чтобы нас точно не засекли.

— Значит, дня через три.

— Да, выходит, что так…

Святослав ощущал себя виноватым из-за того, что согласился с решением Филиппа. Очевидно, Филипп это почувствовал, потому что сказал:

— Не забивай себе голову всякой чепухой вроде угрызений совести! Помяни мое слово: ты сам потом в такую заварушку угодишь, что еще неизвестно, кому из нас хуже будет. — Он усмехнулся. — Ну как, я тебя утешил?

— Да уж, обнадежил…

— Я ведь говорил, что я реалист, командир.

Они постояли рядом еще немного, затем вернулись в лагерь.

Уже давно они ехали по чистым местам. Вблизи зоны Долли не было ни химок, ни плешей, ни спидников, и их датчики, реагирующие на радиоактивное излучение и всевозможные загрязнения, молчали. Воду из речушек и озер они, прежде чем употреблять в пищу, по-прежнему обеззараживали по стандартной схеме, но искупаться в ней можно было бы без опасений. Правда, желающих купаться при дневной температуре десять-двенадцать градусов не находилось. Когда до границ зоны осталось, по их прикидкам, сотни две километров, Святослав сообщил всем, что дальше поедет один Филипп, а они будут ждать его возвращения и потом разработают план, как действовать дальше.

Услышав это, Кирилл негодующе фыркнул:

— Что за нелепая затея?! Уж если посылать кого-то на разведку, то меня! — Увидев ироническое выражение на лицах Симона и Фаддея, он смешался, сбавив тон, продолжил смущенно и вместе с тем сердито: — Я имел в виду, с кем-нибудь из вас. Меня же затем и взяли, чтобы я обеспечил проникновение в зону Долли! Поэтому предварительно посмотреть, что и как, следует мне, а не Филиппу. Хотя, по-моему, нам нет смысла разделяться и посылать кого-то вперед.

— А по-моему, смысл есть, — возразил Святослав, — и поскольку командую пока я, Филипп поедет вперед, а мы будем ждать его.

«Но он не вернется, — билась в голове мысль. — Не вернется…»

Симону такое решение тоже не понравилось.

— Командир, а ты подумал, как Филипп в одиночку будет вытаскивать машину, если застрянет? Вернее, не если, а когда застрянет. В том, что это произойдет, сомневаться не приходится.

— Мы заранее нарубим побольше жердей и положим в машину.

— Я справлюсь, — поддержал его Филипп, но Симона не убедил.

— Надо ехать хотя бы вдвоем, — настаивал тот. — Отправь вместе с Филиппом меня.

Филипп отшутился:

— Симон, у меня уши закладывает от твоего мата! Хоть отдохну в тишине.

Симон, похоже, обиделся.

— Ну и катись один, — буркнул он. — Если предпочитаешь горбатиться с этой железякой в одиночку, то пожалуйста. Только когда надорвешься, не говори, что мы, мудаки недоделанные, бросили тебя без всякой помощи.

Он демонстративно спохватился и хлопнул себя по губам:

— Ах, извини, что оскорбил твой утонченный слух! Раз ты такой неженка… Хотя раньше я этого что-то не замечал! Когда утром мы угодили в канаву, ты сказал, что… — Симон оглянулся, проверяя, где Мария. — Гм… ну, в общем, сам знаешь. Мне бы такое в голову не пришло.

— Брось, Симон, не прибедняйся! — Филипп хлопнул его по плечу. — Ты у нас признанный специалист, в твою голову много чего приходит еще почище этого. Рядом с тобой я чувствую себя несмышленым младенцем.

— Отвяжись! — с неожиданной резкостью бросил Симон и, круто развернувшись, отошел.

Характер у него всегда был неуживчивый, а после гибели Фомы осложнился вспышками внезапного раздражения, и в такие минуты с ним было лучше не связываться.

Поскольку им предстояло провести в лагере несколько дней, они подошли к выбору места более обстоятельно, чем обычно, и расположились на берегу большого вытянутого озера. Святослав и Филипп выгружали из вездехода часть вещей, оставляя те, которые принадлежали погибшим; потом Филиппу надлежало разложить их вместе с начатыми пачками сигарет и окурками так, чтобы создалась видимость, будто в машине находилась вся группа. Прочие занимались устройством лагеря и заготовкой жердей, и Филипп, убедившись, что поблизости никого нет, тихо сказал:

— Командир, сделаешь для меня одну вещь?

— Да. Какую?

— Когда будешь устраивать ловушку для предателя, не предупреждай о ней своего дружка Искариота. Знаю, ты исключаешь его из числа подозреваемых, но все же сделай как я прошу. Считай это одолжением лично мне. Марии тоже не говори, так надежнее будет, а то проболтается еще. Договорились?

Святослав нахмурился, однако коротко ответил:

— Договорились.

Филипп пытливо посмотрел ему в лицо:

— Правда?

— Да, обещаю. Сделаю, как ты хочешь.

Филипп удовлетворенно кивнул:

— Вот и отлично! Хуже от этого никому не будет.

Святослав и раньше знал, что Филипп не доверяет Кириллу, и его нынешняя просьба лишний раз подтвердила это. Филипп руководствовался холодным расчетом, в котором не было места для эмоций — тем более что фактов, доказывающих невиновность Кирилла, не имелось.

Когда они пообедали и Филиппу пора было ехать, он подошел к Симону и с усмешкой сказал:

— Ну, где крепкое напутственное выражение?

— Да пошел ты, — хмуро проворчал Симон, но затем ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами. — Если задержишься, я тебя потом с такими выражениями познакомлю, каких ты прежде и не слыхивал.

Филипп протянул ему руку ладонью вверх, и Симон с размаху хлопнул по ней — этот жест среди сталкеров означал пожелание удачи. Наверное, подумал Святослав, Филипп поступает так ради Симона, чтобы тот не терзался запоздалыми сожалениями, как это было после смерти Фомы. Филипп знал, что они расстаются навсегда. Мария следила за ним с каким-то смутным беспокойством. Может быть, чувствовала, что больше его не увидит. На прощанье она тоже неловко хлопнула его по руке, а потом обняла.