Елизавета Ельская - Голгофа XXI

— Переночуем здесь, — сказал он. — Поворачивай.

До ночи еще далеко, целый вечер впереди, и сегодня они как следует отдохнут и выспятся.

После предварительной разведки вездеход подъехал к домам. Откуда-то доносилось конское ржание. В глубине одного дома раздался приглушенный вскрик, затем все стихло.

«Они нас боятся», — подумал Святослав.

Когда он постучал в дверь крайнего дома, ответом была настороженная тишина.

— Откройте, пожалуйста, — громко сказал он. — Мы не бандиты и хотим только переночевать здесь.

За дверью послышалось шушуканье, потом она чуть приоткрылась, и в щели возникло нечеткое пятно лица, то ли мужского, то ли женского.

— У нас ничего нет. — В голосе говорившего явственно звучали нотки страха.

— Нам ничего и не надо, — терпеливо заверил его Святослав. — Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.

Дверь открылась. За ней стоял мужчина с ружьем в руках, а за его спиной жались две женщины и ребенок. Еще одного та, что помоложе, держала на руках.

— Много вас? — настороженно спросил мужчина, стараясь разглядеть, что творится за спиной Святослава.

— Тринадцать человек и машина.

Одна из женщин ойкнула, а хозяин дома, сжав ружье так, что побелели пальцы, напряженно выдавил:

— Машины нынче только у волчар есть…

Волчарами называли бандитов, сбивающихся, как волки, в стаи, которые бродили по никем не управляемой и не защищаемой территории, ранее называемой страной, разрушая все, что попадалось на пути. Люди были опаснее, чем звери.

Святослав прибегнул к последнему доводу:

— Если б мы были бандитами, то давно перестреляли бы вас всех, а не тратили время на пустые разговоры.

Мужчина оценивающе посмотрел на автомат, висевший на плече Святослава, и нехотя сказал:

— Ладно, заходите. Только еды у нас маловато.

Очевидно, нашествие тринадцати едоков вызывало у него опасения, что за сегодняшний вечер запасы его существенно уменьшатся.

— У нас своя есть, — успокоил его Святослав. — Затопи печку, и больше с нами хлопот не будет.

Комната, куда его впустили, была довольно просторной, но грязноватой: замызганные стены, сор на истоптанном полу. Видимо, на наведение и поддержание порядка у хозяев недоставало сил. Или им было уже все равно. Женщины пошептались между собой, и одна увела куда-то детей, а вторая принялась подкладывать в печку дрова. Младший и Фаддей остались возле машины, остальные набились в комнату, где сразу стало тесно. Хозяин ушел, но вскоре вернулся.

— Вы здесь ночуйте, а мы к соседям переберемся. Я с ними договорился.

— Спасибо. Для машины навес найдется?

— Есть пустой сарай.

Он показал где, и Андрей загнал туда вездеход. Потом сели ужинать при мерцающем свете свечей в самодельных подсвечниках. Хозяева предложили незваным гостям свежего хлеба, а те поделились своими припасами. Затем к ним заглянули двое мужчин из соседних домов.

— Издалека вы? — спросил один, костлявый, с худым, изможденным лицом.

— Да, издалека, — подтвердил Святослав, не уточняя, откуда именно.

— И как там обстоят дела?

Вместо Святослава ответил Симон:

— Хреново, вот как.

— Значит, в других местах не лучше?

В глазах говорившего еще тлела искра надежды и интереса к жизни, тогда как на лице второго лежала лишь печать крайней усталости и опустошенности — лицо человека, которому уже все безразлично.

— А почему там должно быть лучше? — сказал Симон.

— Ну мало ли… Вдруг что-то изменилось.

«Только если мы дойдем до цели, — подумал Святослав. — Только тогда, может, и вправду что-то изменится…»

Когда оба приходивших узнать новости ушли, а хозяева засобирались к соседям, Фаддей спросил:

— У вас баньки нет?

— Есть, — ответил хозяин, после ужина и застольного разговора ставший более приветливым. — Растопить?

Наличие бани вызвало у всех радостное оживление. Мылись по трое: больше, чем троим, в крошечной баньке было не поместиться. Святослав, дожидаясь своей очереди, присел на колоду во дворе. Невдалеке замычала корова.

«Лошади, коровы… Небось и свиньи есть. Этот хутор стоит крепко, — подумал он. — Должно быть, его построили давно, и хозяева происходят от коренных сельских. Такие, в отличие от городских, еще как-то приспособились, хотя по ним видно, что и они не живут, а борются за жизнь. Впрочем, как и все…»

Из дома вышел Филипп и остановился возле Святослава.

— У меня вопросик есть, командир. Насчет Марии. Ты говорил, что она предвидит опасность и все такое. Это правда?

— Правда. Что ж я, по-твоему, врал, что ли?

По тому, как Филипп смотрел на него, было ясно, что он ищет ответа именно на этот вопрос.

— Тогда почему она не предупредила нас о нападении мутов?

— У нее не всегда получается. К тому же тогда ночь была, она спала.

— Ясно… Насчет всего нашего предприятия она что-нибудь говорила? В смысле — чем все кончится?

— Нет.

— Так оно и лучше, — пробормотал Филипп с невеселой усмешкой.

Свет поднявшейся над лесом луны падал на его гладко выбритое, красивое, хотя и несколько угрюмое из-за тяжеловатого подбородка и словно бы нахмуренных густых черных бровей лицо. Такие правильные лица теперь, во времена всеобщего вырождения, вызванного голодом и всевозможными болезнями, были редкостью. Сейчас это лицо показалось Святославу особенно мрачным.

— Что-то я тебя не понимаю, — сказал он. — Ты вроде недоволен, что Мария нам пока ничего не предсказала, но чтобы предсказала, тоже не особо хочешь.

— Тут и понимать нечего… Если она предупредит об опасности — это хорошо, а насчет будущего — так лучше не надо.

— Почему? — спросил Святослав, а сам подумал: «Вдруг это он? Если предатель — Филипп, то действительно, с его точки зрения, нам своего будущего лучше не знать».

— Потому что мы смертники, — ответил Филипп. — Ты ведь и сам понимаешь…

«Да, оптимистом его не назовешь… А может, он завел этот разговор для того, чтобы побольше выпытать про Марию, про ее способности? — мелькнула у Святослава новая мысль. — Предателя они должны беспокоить. Интересный расклад получается…»

— У тебя есть семья? — поинтересовался он.

— Нет. По-моему, надо быть сумасшедшим, чтобы заводить теперь семью. Одному легче. — На его лице промелькнула горькая гримаса. — Боишься только за самого себя.

— Ты вроде не из пугливых, — заметил Святослав, стремясь продолжить разговор.

— Да… Когда дело касается меня самого.

Филипп присел на колоду рядом со Святославом и, глядя себе под ноги, сказал:

— Я был мальчишкой, когда бандиты убили мою семью. Родителей, брата и двух сестер. Старшей тогда исполнилось восемнадцать, а младшей всего четырнадцать. Обе были очень красивыми… Банда была большая, и все по очереди насиловали их. Я это видел… до самого конца, пока они не умерли.