Энди Фокстейл - Компиляция. Введение в патологическую антропологию

— Помнишь меня? — спокойно спрашивает он.

— Мать твою! — ахает здоровяк — Косоглазый! — гамбургер выпадает у него из рук — Как, черт подери… — договорить он не успевает. Вакидзаси Накамуры совершает одно единственное движение, короткое, стремительное и сверкающее, словно молния. Гэри отступает на шаг назад.

— Что?.. — спрашивает здоровяк, хватаясь за живот и падая на колени. — Как?… — убирает руки от живота и поворачивает ладонями к себе. Ладони в крови, густой, темной и липкой. Вдруг его живот распахивается. Бесформенная груда дымящихся внутренностей вываливается на тротуар. — Невозможно… А как же…небеса?…

— Отменяются. — Коротко отвечает Гэри, вкладывая вакидзаси в ножны — Саёнара.

Гэри развернулся и пошел прочь. Тело здоровяка обмякло и завалилось набок.

Точно в назначенный час Гэри-ас поднял в воздух легкомоторную «Сесну» со взлетной полосы небольшого частного аэродрома, того самого, где обучался летному делу Гэри-студент. Его настроение было легким и радостным. Полет длился не более двадцати минут. Когда внизу уже появилось отдельно стоящее одноэтажное здание, которое, в соответствии с летным заданием, подлежало уничтожению, Гэри ощутил чье-то присутствие. Скосив глаза на кресло второго пилота, он увидел, что в кресле неподвижно сидит человек. Его взгляд был обращен на Гэри. Сквозь авиационные очки на Гэри взирали шарики от пинг-понга с намалеванными на них зрачками.

— Ну, что, дружище, — сказал ему Гэри — Отомстим за Перл-Харбор? — и ввел «Сесну» в пике…

Мало кто знает, что легендарное заявление Архимеда, отца физической науки и восхитительного шизофреника, в котором уживались аутист и закоренелый блудодей, о том, что при наличии подходящей точки опоры и рычага соответствующей длины он способен перевернуть мир, было сделано им на полном серьезе. А из тех, кто знает, мало кто верит в то, что для осуществления столь грандиозного замысла Архимеду было достаточно современных ему технических средств. Официально принято считать, что это высказывание является компактной метафорой, одновременно символизирующей и бесконечность пространства творческого поиска, и неисчислимость путей познания, пересекающих это пространство вдоль и поперек, сверху вниз и снизу вверх, и отсутствие пределов развития и достижений для тех, кто ходит этими путями, да и сам философский принцип познания до кучи. Такие они, метафоры. Многозначные.

Всегда начинай с начала. Вытопчи себе небольшую площадку. Утрамбуй почву под своими ногами. Создай базу. Земная твердь сомнительна: — помни об этом! Чем активней твои ступни будут молотить по грунту, превращая его в непробиваемую коросту, тем меньше вероятность провалиться в тартарары. Настанет миг, когда ты обретешь уверенность. Уверенность в надежности основы, на которой ты стоишь. Уверенность в себе, сумевшем создать эту основу своими собственными силами. Охуительное чувство — уверенность. Уверенность — мать целого змеиного выводка прочих чувств, и будоражащих, и завораживающих. Но нас интересуют ее первенцы — дерзость и смелость. Причина тому — их сакральное свойство неизменно сопутствовать самому туманному, самому неуловимому и не поддающемуся четким определениям идеалу, имя которому — свобода.

А ну-ка, подпрыгни, дружок! Как? Нормально? Земля не разверзлась? Ну и ништяк. Будем считать, что точка опоры у тебя есть. Но, блядь, тесновато… Нет простора. Не дышится. Это заговорила жадность. Она всегда околачивается где-то рядом, словно бездомный пес, в силу собачьего инстинкта предпочитающий держаться близ людского жилья. Предположим, разжиреть тебе не удастся, говорит он, но и с голоду точно не помрешь. Чего еще надо? Многого. Не псу. Тебе.

Как и любая брошенная псина, жадность охотно увяжется за любым, кто даст ей повод подумать, что в его кармане завалялась лишняя могзговая косточка. Сама по себе она — ни хороша и ни плоха. Все зависит от того, кто и каков ты. Малодушного фраера жадность погубит. Поговорка неоднократно проверена на практике. А если ты смел и дерзок — твоя жадность может принести весьма неожиданные и тучные плоды. Ибо жадность — это мотив. Мотив изыскивать рычаги и использовать их.

Итак, ты готов к путешествию. Поступательно, шаг за шагом, переходя от простого к сложному, расширяй свою территорию. Утаптывай новые просторы. Помечай их. Обоссы дерево. Обоссы камень. Обссывай любой предмет, который подвернется под твою нахрапистую струю. Чем обильней количество и ядреней запах выпрыснутого тобою секрета, тем очевидней твоя значимость в этом мире. Сочини бессмертную оперу. Напиши роман тысячелетия. Изобрети и запатентуй сраный адронный коллайдер. Открой новую звезду. Все это — твои метки. Твой гребанный мускус. Твоя чертова вечность. А по сути — те же самые урологические выделения.

Отдавай себе отчет в том, что твой путь не будет усеян розовыми лепестками. Черта с два окружающая действительность отдастя в твои похотливые лапы без боя. Всегда ожидай от нее подвоха, но остерегись слишком упорно препятствовать ее привычке вносить свои коррективы в твои намерения. Поскольку она запросто может полезть в залупу и с небрежной легкостью навсегда прервать твой вдохновенный полет. На рожон тоже не лезь, ну его на хуй гулять там, где тебя могут убить. Но с благодарностью принимай ее подзатыльники и оплеухи. Без них, сука, никуда! Ибо они — опыт…

Анализируй все, что с тобой происходит, и не исключено, что однажды твой опыт поможет тебе научиться самому выбирать, где и когда, но главное — в какую часть тела жизнь нанесет тебе очередной терапевтический удар. Опыт и анализ — вот тебе и рычаг… Алгоритм познания, парой десятков досужих строк расширенный до катехизиса modus vivendi idoneus. В пасть его махать. К Архимеду вернемся.

Старый жулик и впрямь собирался это сделать. В буквальном смысле перевернуть мир. Чужда ему была метафористика — удел рифмоплетов, пустобрехов и политиков. Впрочем, две последние категории вполне можно рассматривать, как синонимы.

— Где ты, Архимед?! — орут встревоженные горожане, бестолково мечась по улицам Сиракуз — Архимеда не встречали? — спрашивают они друг у друга — Нет! — Нет? — Да нет же!!!

— Что же теперь будет?

— Что будет, что будет… Да пиздец нам всем, вот что будет! Римляне — ребята серьезные…

Кто бы спорил…

Но вот кто-то приносит радостную весть — Нашелся!

— Да где, где же он?

— Дома.

— Не может быть! Мы же там в первую очередь искали!

— Хуево искали, по ходу. Или же он хорошо прятался. С него станется, он же — Архимед…

— Бежим к нему скорее!!!

Архимед встречает орду своих сограждан с видимым неудовольствием. Свое жилище он сегодня действительно не покидал. Трудился в тайной своей мастерской. Кроме него о ее существовании никто не знает и даже заподозрить не может, что хитроумный механик, прекрасно знающий геометрию, искушенный в архитектуре, самолично открывший кое-какие законы оптики и и проникший в суть парадоксов оптического восприятия оттяпал у пространства изрядный кусок сицилийской землицы. Оттяпал и спрятал у всех на виду. Обнаружить его проделку можно, лишь поднявшись над Сиракузами на высоту птичьего полета, однако печальный пример Икара мало кого побуждает освоить прикладное воздухоплавание. Нет, есть, конечно и такие. Приходил тут давеча один, умолял: «Сконструируй мне крылья, Архимед, озолочу тебя!» Сконструировать — говно вопрос, изготовить — тоже, да только палиться-то зачем?… Архимед отрицательно качает головой. «Да как же?» — возмущается стремящийся в небо — «Тебе что, слабо?» «Мне-то? — отвечает Архимед — Мне-то раз плюнуть. Материалы нужны особые, редкие!» «Только скажи, какие? Все добуду!» «А-а, ну, тогда другой базар. Тогда слушай и запоминай: всякую птицу поднимает в воздух живая сила, заключенная в ее перьях. Ощипай птицу — и черта с два она у тебя полетит. Но и само перо без птицы летать не может. Это как два взаимозависимых узла одного агрегата, усёк?» «Усёк, — кивает посетитель — Но причем тут это? Мне практика нужна, а не теория!» «Чудак-человек!» — усмехается Архимед — «Кто ж тебя без теоретической подготовки к полетам-то допустит? Ладно, твои трудности… Слушай дальше: есть на свете всего лишь одна птица, подъемная сила которой заключена не в перьях, а в особом летательном пузыре, расположенном у нее под желудком. Эта тварь всегда летает. Хоть ощипай ее, хоть вообще шкуру живьем сдери. А если извлечь из нее пузырь, то и он полетит сам собой. Вот этот-то пузырь нам и нужен.» «И где мне искать эту птицу?» «Хороший вопрос. Ступай на юг. Дойдешь до края земли, увидишь море. Поплывешь по морю, встретишь огромный остров, скованный льдами. Среди этих льдов и обитает птица, зовущаяся пингвин. Забери у нее пузырь, принеси мне и будет тебе счастье. То есть, крылья.» «Ну, так что, я пошел?» «Топай-топай!». Воодушевленный посетитель уходит.