Виталий Крыръ - Охота на колдунов

Тем коневодам, кто несмотря ни на что достиг цели, угрожали не только мечи защитников, но и стрелы, всё так же плотным роем летящие снизу, зачастую не разбирая своих и чужих. Но кочевники не обращали внимания на помехи - тыкали заточенной сталью в бойницы, ломали ставни, рвались внутрь. Многие добирались по лестницам до самого верха, оказывались на крышах, разбирали покрытие и спрыгивали на защитников. Или, оставаясь пониже, вбивали в деревянные стенки галерей металлические штыри с привязанными пеньковыми (конопляными) веревками: как только закрепленных веревок оказывалось достаточно, внизу пришпоривали лошадей и с их помощью пытались выломать целые фрагменты галерей, обнажить каменный парапет.

Тяжелые, придерживаемые внизу длинные лестницы сложно оттолкнуть от стен, но множество коневодов и так срывалось с них от ничтожных как для боя в чистом поле ранений. Другие разбились на смерть и вовсе без помощи защитников - упав с крыш. Третьи, думая свалиться на головы заполонивших галереи горожан, оказывались приняты на короткие копья, припасенные на этот случай. И еще многими и многими способами убивали коневодов. Северяне собрали на длинных Фойерфлахских стенах, нигде не оставляя слабину, неожиданно большое количество сравнительно неплохо вооруженных защитников, предварительно кого воодушевив, внушая надежду или уверенность в успешном исходе дела, а кого и напугав, так как сражаясь можно выжить, а бежать в начале штурма - значит уж точно быть повешенным.

Однако кочевники не обращали внимания на судьбу сотоварищей и всё лезли, лезли без оглядки - дисциплина ли оказалась тому причиной, или беззаветная храбрость, но безумная атака продолжалась. Вызим на донжоне наслаждался наблюдением за флажками: враг продолжал щедро оплачивать выходящих из строя имперцев, а подкрепление городским всё нигде не требовалось.

В то же время окажись на стенах меньше защитников в расчете на каждую сажень длины, и со временем штурмующие ворвались бы, закрепились там или тут, таким слаженным оказался атакующий порыв. И можно ли было бы отбросить кочевников назад, в то же время сдерживая натиск в остальных местах, - решала по большому счету твердость духа большинства, с которой у местных подданных императора, подавленных известиями о недавних поражениях, обстояло всё же не очень.

Клевоц разил врагов коротким мечом быстрыми колющими ударами. Перед ним мелькали лица - яростные, злые, испуганные, воодушевленные - и брызгала кровь. Северянин потерял счет отправленным назад, вниз коневодам, но понимал, что сегодня много, неожиданно много побед приходится на одного неопытного мечника. А рядом сражались бывалые вояки и тоже раз за разом переправляли чужаков за грань.

То, что гибли и свои, в тот день Холмин как-то не охватывал разумением. Он ощущал себя попавшим в сказание, будто седая слава предков направляла тело. Будто бил не он, а весь гарнизон единым многоруким существом в общем порыве изничтожал врагов. Будто с каждым удачным движением руки северянина умирал не один враг, а по числу защитников - сотни и сотни.

Затуманенный разум растворился в происходящем. Здесь сражался не Клевоц, нет, он на время превратился в былинного героя древности, неожиданно прервавшего посмертие. И северянин не хотел лишиться ощущениея мощи, что сама по себе и сила, и мудрость. Он желал, дабы бой продолжался вечно...

Тут вдруг кто-то схватил Клевоца сзади за плечи и дернул, может и не очень сильно, зато неожиданно и в неподходящий момент, а оттого едва не опрокинув навзничь. Клевоц отступил на шаг, разворачиваясь, приноравливаясь ткнуть мечом в сторону неожиданной - ведь там должны были находиться свои - угрозы.

Но это оказалась всего лишь перепуганная Изабелла, указывающая рукой в глубину города.

Юрий располовинил мечом очередное лицо, а затем поменялся местами со сменщиком. Широкий гребень стены и многочисленность защитников позволили даже немного передохнуть, оставаясь в шаге от схватки.

С того дня, когда Нижнегорский так бесславно потерпел поражение в Ничейных землях, его одолевала ранее несвойственная задумчивость. Вот и сейчас непрошенные мысли заполонили сознание, туманя восприятие происходящего, из-за чего Юрий ощущал себя будто над схваткой. Будто кто-то другой совершал заученные движения щитом и мечом, кто-то другой уклонялся, сталкивал вниз, рубил или протыкал. Опьянение боем не приходило, южанина не посетили ни гнев, ни ярость, ни даже страх. А вместо этого вновь и вновь одни и те же вопросы.

Почему ему вернули фамильные брóни и оружие? Ведь клятва принудила бы служить северянам и с ослопом - оружием крестьян, двуручной деревянной палицей. Юрий хорошо разбирался в стоимости всего, связанного с военным делом: сохранившееся вооружение уцелевших южных дворян само по себе клад, которым не погнушался бы и полноправный владетель. А им еще и восстановили поврежденное, пускай большей частью просто подобрав замену среди остальных трофеев. Клевоцу не по наслышке знакомы щедрость и великодушие? Холмин понимает, что нельзя умалять честь дворянства?

Почему жрицы не предупредили о превосходстве северян в Спорных Землях или не помогли победить, если были в силах? Неужели всё затевалось лишь из-за уничтожения одного из Холминых, а Юрия (дворянина!) и его отца (владетеля!) обманули, использовали и отбросили за ненадобностью? Ведь жрицы не говорили, что ограничатся лишь одним ударом. Да и засадной отряд, не позволивший никому сбежать, прозевали как раз из-за жриц, взявших на себя разведку.

Но тогда сам Юрий в опасности, он важный свидетель подлого поведения храмовниц. Или его не тронут? Несколько 'высших лгунов не означает греховности всего духовного сословия. Да и доказать всё равно ничего не выйдет - колдуны (Юрий впервые осмелился назвать их так) объяснят случившееся вышедшей из-под контроля волшбой и некому будет их оспорить. Лучше уж промолчать, положившись на то, что Похититель сам разберется со своими служителями, в этом мире или в ином.

Правда дворянская честь Нижнегорского восставала против подобного. Не из-за себя, а, как это ни странно, из-за Клевоца. Обида Юрия за поражение обратилась на жриц. Что до Клевоца, то с ним еще можно будет при случае скрестить оружие. А сейчас... Да, Клевоц иноверец. Да, южанин низкого мнения о северных варварах. Но Холмин рэл', как и Юрий. Рэл' удерживающий имперский город, который собирались сдать. Тем более что к баронету Холма присоединились храмовые рыцари, причем не без помощи старшей жрицы - словно дабы Юрий окончательно запутался.

'Высшая жрица свершила своеволие? И на самом деле не пропала, а наказана? Или рыцари предадут Клевоца, подгадав удобный случай? Сделают всё так, чтобы никто не обвинил храмы. А может среди самих жрецов нет согласия? И жрица просто выполняла приказы, отданные разными кураторами? Ну а что делать теперь Юрию?