Владислав Жеребьёв - Ретранслятор

Продвижение по узким, запыленным и заросшим паутиной проходам неработающего воздуховода принес массу неудобств. Исправно функционирующие короба Арсению не подходили категорически. На пути мог встретиться ремонтник, проверяющий работоспособность узлов, или не дай бог, работающий вентилятор, а курочить механизм, находясь в узком пространстве, Арсений не собирался. Минут тридцать приходилось двигаться как можно тише, стараясь не чихнуть или не удариться головой о низкую переборку, и в итоге все его старания были вознаграждены. Достигнув окончания вентиляционного туннеля, особо не церемонясь, Сенечка выломал проржавевшую насквозь железную сетку и с облегчением вывалился в мрак подземки за стенами бункера.

Приземление прошло гладко. Извернувшись в полете, проглот ловко приземлился на ноги и, быстро включив фонарик, зашарил лучом по бетонным стенам в поисках опасности. Такой, слава богу, не нашлось, а вот время на исполнение плана заканчивалось, и следовало удвоить усилия. В ход пошла первая стальная таблетка. Вытащив ее из кармана, Сенечка прикрепил устройство на железное основание воздуховода и, вдавив пальцем блестящий кругляш, прислушался в ожидании реакции. Таблетка пискнула, и на лице Арсения отразилась довольная улыбка. Следующая таблетка легла в основании туннеля, а последняя на развилке, когда он уже основательно отошел от стены.

На секунду Арсений замер, обводя заросшие плесенью своды, а затем сорвался с места и быстро исчез за поворотом. Дело было сделано наполовину. Осталось только предупредить своих.

Вид был хоть и удивительный, но мне полностью незнаком. Поверьте уж, ряд колб в рост человека, заполненных каким-то синеватым раствором, длинные панели, усыпанные тумблерами и бегунками, и гирлянды катетеров, идущих от колб к дозаторам, забыть такое просто невозможно.

— Отец, — девица с фотографии выпорхнула из-за дальнего стенда и, весело помахав рукой, застучала каблучками в нашу сторону. — Ты опять играешь с аппаратурой? Ну нельзя же так. И так сервомеханизмы стены потребляют огромное количество электричества. Неделю можно было бы комплекс освещать.

— Васенька, ну у нас же гости, — Валентин Адамович тряхнул седым пухом и неодобрительно поцокал языком. — Ну как можно врываться в лабораторию, да еще в таком виде.

Вид у девицы с фотографии действительно был не праздничный. Левая скула была раскрашена сажей, волосы всклокочены, одежда покрыта густым слоем пыли и штукатурки.

— Извините, папа. — Откинув упавшую на глаза прядь, Василиса Валентиновна прогрохотала штурмовыми ботинками по изящному паркету, оставляя после себя грязные следы, и устало рухнула в свободное кресло.

— Как там? — Старик поморщился при виде грязной обуви и, не сводя с нас глаз, вдавил кнопку. Стена вновь зарычала и скрыла лабораторию, перенеся нас в старый добрый кабинет без странных колб, запахов и препаратов в трубочках.

— Все сложно. — Девушка потянула носом воздух и сморщилась. — Ханой подошел к ближнему туннелю, и сейчас они ломают ворота.

— Так быстро. — Ученый нахмурился, будто что-то прикидывая в уме.

— Быстрее не бывает, — парировала его дочь. — Их четвертый товарищ, — тонкий наманикюренный палец указал в сторону притихших нас, — оставил маячки по проходу. Так и нашли.

— Но почему радиозащита не обнаружила?

— Устройства больно хитрые. Технари все еще разбираются, но говорят, что подобного давно не видели. Сам маяк транслирует сигнал только в ответ на запрос на определенной частоте и с определенной регулярностью. Может веками стоять и не подавать признаков жизни, но если кто-то вдруг решит пощупать частоту кодом, и тот код окажется в зоне приема, то электронная мразь не просто ответит, а постарается еще и дать координаты. Если бы была возможность связи со спутниками, то комендант появился бы в ближних туннелях существенно раньше. Так хоть было время подготовиться.

— Диких пускайте, — охотно предложил седой, любовно поглаживая страшное устройство на столе. — Сколько их у нас?

— Ну, в хранилище штук шесть.

Вот значит как, штук. Похоже, не только я, столкнувшийся с ними недавно, но и эти подземные крысы их за людей не считали.

— Позвольте слово молвить, — решил подать я голос, пока дискуссия родственников окончательно не вышла за грань моих интересов. — Арсений там?

— Сложно сказать наверняка. — Василиса перевела взгляд на мою скромную персону и вновь повела носом. — Что с этими делать? Как обычно или в мешок?

— Сначала пробные тесты. Потом посмотрим.

Боль пронзила тело с новой силой. Не знаю уж, какая клеточка моего мозга решила атаковать, и был ли это я, а не Дима, но прибор сработал исправно, ударив с удвоенной силой. Через волну шума в ушах я слышал, как началось какое-то движение. Действовать самостоятельно уже не получалось. Израненное тело окончательно потеряло возможность двигаться, и оставалось лежать на полу, как брошенная кем-то ветошь и ждать, по всей видимости, безрадостного исхода. Затем погасло всё. Звуки, краски, ощущения, запахи. Настал тот самый момент, когда должны были открыться ответы на все мучившие меня долгие недели вопросы, но в данной сцене мне отводилась роль статиста, простой декорации, вокруг которой и должны были разыграться интересующие всех события.

Карцер у местных научников был знатный. Крепкие стены, стальные засовы и полное отсутствие дневного света сбивало с толку даже самого отъявленного злоключенца, а уж нас с Дмитрием и подавно. Разместили нас в соседних камерах, предварительно сковав по рукам и ногам, так что не то что возможности побега не было, а и само движение происходило в крайне ограниченном режиме. Нос там почесать, немного подвигаться, чтобы дать приток крови в занемевшие члены, да вот собственно и весь маневр, который я мог себе позволить. Дима находился в похожей ситуации, только вот в депрессию и уныние впадать явно не спешил. Пребывать в заключении для него было не в новинку. Достопамятный подвал на штаб-квартире псиоников Захара чего стоил.

— Интересно, что с нами будут делать? — размышлял вслух пир, кое-как устроившись на нарах и заложив скованные наручниками руки за голову. — Что им вообще надо?

— Образцы им надо. — Я охнул и, попытавшись подняться, скривился от боли. — Только на кой черт им образцы, когда сверху Ханой с Сенечкой буйствуют.

— Надеются отбиться. — Пожал плечами пир, однако во мраке камеры его жест был лишним. Я все равно не смог бы различить его движения в окружающей нас темноте. — Однако хочу заметить, что ждать исхода событий мне не с руки. Будем выбираться. Ну-ка посторонись. Сейчас я тут проделаю пару нештатных отверстий.

— А наручники?