Андрей Ливадный - Шаг к звездам

Сергей остановился на площадке третьего этажа, мельком взглянув на незамысловатые образцы граффити, перед которыми экстремальные выходки протестующей американской молодежи казались наивным детским лепетом. Самый безобидный образчик настенной живописи имел явный сексуально-политический оттенок и был снабжен поясняющей надписью: «Вот тут я вас видел». Где — становилось понятно из рисунка.

Хмыкнув в ответ своим мыслям, Давыдов толкнул дверь, и попал в длинный коридор, похожий на застенок изолятора временного содержания. Тусклые лампы, давно лишившиеся плафонов, горели тут через одну, озаряя нездоровым желтоватым сиянием замызганные коврики, небрежно брошенные на пол перед дверьми, ведущими в отдельные комнаты общежития.

Взгляд Сергея скользнул по номерным табличкам, невольно подметив многочисленные следы взломов, которым периодически подвергались незатейливые врезные замки, словно тут как минимум раз в неделю проходили учения армейского спецназа…

Ироничная мысль носила черный, горьковатый оттенок юмора, — на самом деле Давыдов отлично знал, как это бывает… Его детство и юность действительно прошли в похожем общежитии, и не было никакой разницы в том, что «родная» общага располагалась не тут, а в Питере. Смысл оставался один, и удручающая, многократно повторяющаяся адекватность подобных мест работала в унисон с памятью, возрождая в ее глубинах образ собственно отца, который, подвыпив, частенько ломал двери, только лишь потому, что не мог попасть ключом в замочную скважину…

Сергей встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нервы и так были натянуты, но не от той «работы», что пришлось проделать пару часов назад, а от гнетущего ожидания встречи, которая по определению не могла принести никакой радости.

Злые растерзанные мысли безвыходно копились в рассудке, словно там прижился паразит, медленно высасывающий из души остатки человечности. Прав Саня… — подумалось в этот миг. — Мало мне своих проблем…

Давыдов сплюнул на пол и медленно пошел вдоль коридора. Он был в этом общежитии всего один раз, четыре года назад, и плохо запомнил номер нужной ему комнаты — не то тридцать семь, не то семьдесят три…

Нет… не вспомнить. Нужно спросить у кого-нибудь…

— Эй, мужик! — Он призывно и требовательно взмахнул рукой, заметив возникшую в конце коридора смутную тень.

Силуэт застыл, как вкопанный.

— Тебе, тебе говорю. — Повторил Сергей. — Иди сюда, дело есть.

Фигура, смутно различимая в полумраке, не решилась протестовать, сделав неуверенный шаг по направлению Давыдова. В этот миг в конце коридора внезапно распахнулась дверь и оттуда, вместе со светом вырвался поток бессвязной матерной ругани.

В плотном прокуренном сумраке за спиной обитателя общежития возникла еще одна тень, и Сергей, без интереса наблюдавший эту сцену, увидел, как вдогонку мужику, сомнабулически перемещающемуся вдоль стены, полетело что-то шуршащее, бесформенное.

— Куртку свою забирай, козел!

Голос был женским.

Мужик равнодушно подобрал брошенную вслед верхнюю одежду. Остановившись, он пошатнулся, обдав Давыдова мутным взглядом, с трудом удержался растопыренной пятерней за стену, и сипло спросил:

— Ну, чего тебе?…

— Антона Извалова знаешь? — Спросил у него Сергей. — Молодой парень, несколько лет назад из Чечни вернулся.

Обитатель общежития стоял, слегка покачиваясь на нетвердых ногах.

— Закурить есть? — Наконец сфокусировался он на фигуре в черном длиннополом пальто, которая казалась ему призраком.

— На. — Давыдов равнодушно протянул ему полупустую пачку «Camel». — Я спрашиваю, Антона Извалова знаешь? Мне нужен номер его комнаты.

На некоторое время в коридоре повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь невнятные, доносящиеся из-за дверей звуки, да сиплое дыхание пьяного обитателя общаги, взгляд которого медленно перемещался с пачки импортных сигарет на Давыдова и обратно, отражая вялый мысленный процесс.

— Извалов?… — Хрипло переспросил он спустя некоторое время. Антон?… — С нотками сомнения повторил он названное имя. — Это контуженый, что ли?!.. — Наконец осенило его, когда Сергей уже начал терять всякое терпение. — Знаю… — Утвердительно кивнул мужик, недоверчиво покосившись на сигареты. — Это мне?

— Забирай. Только скажи, в какой комнате он живет?

— А?… — Собеседник Давыдова опять начал выпадать из реальности, что-то бормоча себе под нос.

Прав был Саня, тупая это затея… — Вновь подумал Давыдов, хотя знал, что уже не повернет назад. Не в его привычках было останавливаться на пол пути, да и увидеть Антона нужно — это желание уже твердо оформилось внутри и как любая запавшая в разум мысль не даст покоя пока не будет осуществлена. О душе Сергей не вспоминал. От нее давно не поступало никаких позывов, и все что он делал, по большей части диктовал больной, истерзанный рассудок, который порой помимо его воли искал горьких, зачастую ненужных встреч, уводил его в такие места, где остро оживали воспоминания, словно подсознание надеялось, ждало, что в какой-то момент очнется загнанная в угол душа, и тогда все пойдет иначе…

Тщета…

— Блин, мужик, я тебя по-русски спрашиваю… — Сергей начал заводиться. — НОМЕР КОМНАТЫ АНТОНА ИЗВАЛОВА?!..

Если бы не тошнотный запах, исходящий от собеседника, Давыдов взял бы его за ворот и пару раз тряхнул бы об стенку, для ясности мышления.

— А… это комната тридцать семь. — Тот, заметив неладное, тут же протрезвел на несколько секунд. — Но только ты это… Не трогай меня… Я пошел… А он контуженный… Ты к нему стучись сначала… — Он развернулся и нетвердой походкой направился назад, к той двери, откуда минуту назад вылетела его куртка. — Эй, Машка… Открывай, я курить нашел… — Вялый мужской кулак забарабанил в дверь. — Открывай, я кому говорю… — Через некоторое время что-то затрещало в конце длинного коридора, — очевидно, вылетал очередной, тысячный по счету шпингалет, но Давыдова совершенно не интересовала развязка этой сцены. Остановившись напротив двери с заляпанным краской номером «37» он прислушался.

Тихо бормотал телевизор.

Он постучал.

Из-за дверей не ответили. Сергей подождал минуту, потом опять постучался и, не удостоившись ответа, толкнул дверь. Она поддалась с неожиданной легкостью, и вдруг… в образовавшуюся щель, отскочив от истершегося порожка, с глухим, неприятным стуком, вылетела «эфка»…

Мышцы сработали машинально, без участия разума, на уровне рефлексов.

Граната еще выкатывалась в вонючий коридор, а он уже влетел внутрь комнаты, и застыл, вжавшись в простенок, с таким расчетом, чтобы не достало осколками через дверной проем.

Глухой ток крови в висках отсчитывал секунды. Одна… Вторая… Третья…