Кирилл Клеванский - Колдун. Земля которой нет

– Мертв? – коротко спросила девушка.

– Жив, – ровным тоном ответила бывшая няня султана. – А может, и не жив. Смотря какой смысл ты вкладываешь в это слово.

– Я…

– Говорить, ходить, думать, чувствовать и еще много чего он не может.

Лиамия осмыслила эти слова и поникла.

– Значит, мертв, – только и сказала она.

– Значит, неправильный смысл ты вкладываешь, – засмеялась целительница, оглашая стены своим карканьем. – Жив он, хоть и мертв.

Мия подняла глаза, в которых отражалось непонимание происходящего. Как можно быть живым, когда ты мертв? На такое способны исключительно некроманты, самые страшные из шарханов. Эти могут даже мертвеца поднять, вложить ему в руки оружие, и тот будет ходить среди живых, живым не являясь.

– Вижу, о чем думаешь, – кивнула волшебница. – Немного ошиблась, но направление верное. Тело его здесь, и оно живо, даже дышит, хоть и не носом.

– Но что тогда не так? Почему он не просыпается?

– Вот! – вздернула палец целительница. – Потому что сон его крепок. Так крепок, что дух блуждает и не может вернуться обратно. Слишком извилист и сложен тот путь, не пройти ему его ни в жизнь.

– Что я должна сделать? – строго спросила девушка, опуская руку на простенький кинжал.

Волшебница вновь взглянула на юную собеседницу и поцокала языком. Несмотря ни на что, Мия – истинная дочь своего отца.

– Ничего, девочка. Ничего из того, что ты смогла бы сделать.

– Тогда…

– Тогда не тогда, – скривилась волшебница. – Вечно вы, молодые, торопитесь. Все время мира ваше, а вы торопитесь. Вот и он поторопился.

Целительница замолчала, а Мия боялась вновь открыть рот. Детские страхи, пусть такие далекие и почти забытые, порой слишком рьяно дают о себе знать. Шархан пугал девушку.

– Его дух отправился в то место, откуда не выбраться.

– Что же это за место такое?

– Я не знаю, – пожала плечами волшебница. – Знала бы, не сидела бы здесь с тобой, а уже готовила зелье. Но смысл таков – не вернется твой друг, пока не найдет свое сердце.

– Но ведь…

– То, что я ему сказала, когда он примчался ко мне, было полуправдой, – протянула старушка. – Нельзя себя найти в другом. Половину себя – да, но не всего. Вот и он, ощутив лишь половину сердца, уже к земле согнулся. А теперь ему предстоит найти и вторую часть. Ту, которая знает ответ на его излюбленный вопрос.

– Вопрос? – Кажется, Мия окончательно потеряла нить разговора. От этих намеков и пустых метафор ничего не становилось яснее, лишь разгоралась мигрень.

– Кто я такой, – хмыкнула волшебница, поднимаясь с кресла. – Как узнает он ответ, как найдет себя, тогда и вернуться сможет. А до того не будет ему дороги назад. Не пройти тот путь живому мертвецу.

С этими словами волшебница шагнула во тьму и исчезла, будто ее и не было здесь. Тут подул ветер, приподняв рубаху Тима. Мия сперва замерла, а потом протянула руку к телу наемника, но тут же ее одернула. На боку, где раньше красовался страшный шрам, теперь блестела чистая кожа. Ужасное украшение исчезло…

Тим Ройс

Выйдя на широкий проспект, ведущий в обход арены, я первым делом прикрыл глаза, словно пытаясь этим отрезать себя от всего, что произошло за последние дни. Не то чтобы у меня это получилось, но дышать сразу стало легче.

У меня не было четкого плана, куда идти и что делать, поэтому я поступил так, как и следовало поступить в данной ситуации, – просто пошел вниз по улице. В воздухе все так же, как и в мою первую прогулку по этому городу, висели запахи цветов и какие-то пряные ароматы. Солнце светило ярко, но не обжигало, а ласкало кожу, проходя по ней нежными касаниями жарких лучей.

Отовсюду слышались журчание ручьев, фырканье фонтанов и шепот бассейнов, что освежало ничуть не хуже легкого северо-восточного ветра. Странно, если учесть, что, судя по звездному небу, которое я наблюдал из своей каморки, Териал находится в северном полушарии. А там, насколько я знаю, сейчас должны дуть северо-западные сухие промозглые ветра. Они обещали принести на своих невидимых крыльях старую каргу – зиму.

Здесь же не то чтобы была весна, а царило какое-то промежуточное состояние, когда вроде весна закончилась, но лето еще не наступило. И что-то мне подсказывало, даже невзначай нашептывало, что данное состояние на Летающих Островах длится бесконечно долгое время. Но все это лирика. Вырвавшись из святой крепости, где никогда не утихает пламя войны, я намеревался отдохнуть.

Многие при первом посещении незнакомого города сразу же идут в музеи, желая найти там хоть малый осколочек новой культуры. Другие спешат посетить богемные мероприятия, чтобы посмотреть, как принято отдыхать в этой самой новой культуре. Иные жаждут раздобыть билет на спектакль, мюзикл, балет или оперу, полагая это лучшим способом «приобщения». У меня же была своя система.

Первым делам я всегда гулял по городу, бесцельно бродя по проспектам, теряясь среди узких улочек, заходя в самые маленькие и незаметные лавочки и придорожные кафе с уютными навесами. Там я находил людей самого разного калибра. От веселых и беззаботных студентов до озабоченных жизненными проблемами деловых китов. Несмотря на их социальную, а порой и «духовную» разобщенность, всех их объединяло одно – лица. Глупо, наверное, звучит, но все же это так. Порой достаточно вглядеться в физиономии людей, и ты уже все знаешь об этом городе. Ведь лица горожан – это как зеркало, в котором отражается суть. Например, лицо того, у кого есть свой домик на Ривьере, разительно отличается от лица того, кто живет в хрущевке где-нибудь на отшибе Санкт-Петербурга или Москвы. И эти отличия, порожденные самыми разными проблемами, создают общую атмосферу города.

Сейчас же, когда я бродил по улочкам Териала, петляя среди его уровней, переходов и сотен мостов, то видел всегда одно и то же. Здешние жители были… словно цветы. Да, пожалуй, это наиболее точное сравнение. Хотя все люди были разные, – разве что одежда казалась почти одинаковой, – они поголовно цвели. Эти теплые улыбки, нескончаемый поток смеха и шуток, сами собой возникающие кружки танцоров среди уличных музыкантов. Изобилием жизни и ощущением вечно пьяного праздника Териал напоминал вечно пестрящие красками Цветущие холмы.

Порой, переходя с уровня на уровень, я замечал служивых, но они здесь скорее являлись какой-то данью традиции или старому укладу, а не резонной необходимостью. Даже то, что я не снимал ладоней с рукоятей сабель, нисколько не напрягало ни гвардейцев, ни гражданских.

Дети бегали вокруг меня, разглядывая с широко распахнутыми глазами, время от времени дергая за рукав, прося поиграть с ними или сделать что-то еще, но неизменно детское и простое. Те, кто постарше, манерно указывали в мою сторону ладошкой и начинали шептаться. Был даже один художник, который все набивался зарисовать мой «мужественный профиль будущего воина Термуна». Его слова, между прочим. Тем не менее я шел, не останавливаясь, намереваясь отыскать здесь что-то особое. Впрочем, пока еще и сам не знал, что этим особенным должно стать.