Мэттью Фаррер - Наследие

— И он не подверг сомнению законность этой операции?

— Нет. Либо он знал, что правда на нашей стороне — а он, в конце концов, специалист по религиозному праву — либо не был уверен в почве под ногами и не хотел надавливать.

— Полагаете, епарх это сделает? В смысле, надавит?

— Не думаю. Надеюсь, нет, — Кальпурния вздохнула. — Не люблю все эти юридические игры, особенно из-за такой дряни, как Струн. Экклезиархия так гордилась, что отловила его за распространение схизматических книг, но я думаю, они не знали и половины того, что он замышлял.

— Именно поэтому вы хотели взять его лично, мэм? — Куланн сглотнул. — Лично арестовать, в смысле?

Вагон проходил под высоким потолком одного из тренировочных залов. В шестидесяти метрах внизу арбитраторы, выстроившись квадратами шириной в сто человек каждый, с топотом и лязгом отрабатывали обращение с оружием. Они выхватывали тяжелые дробовики модели «Вокс Леги» из чехлов за спиной, целились от плеча, от бедра, опускались на колено, возвращали на место, доставали снова, на колено, к плечу, поворот, на колено, в чехол, поворот, к бедру, на колено… Этот порядок был настолько стар, что здесь он ничем не отличался от тренировок, которые проходила сама Кальпурния в сегментуме Ультима, и хотя она не занималась его отработкой по меньшей мере пять лет, ее мышцы начали подергиваться, вспоминая движения, как будто тело хотело повторять их, не спрашивая хозяйку.

Она сморгнула и осознала, что должна ответить Куланну.

— Нет. Ну, допустим, это часть причины. Но я надеюсь, что не настолько возгордилась, чтоб настаивать на личном участии в захвате любого преступника, в ордере на поимку которого говорится, что он опасен. Они, если на то пошло, все такие.

— Значит, ради символизма?

Куланн, похоже, считал этот разговор чем-то вроде испытания. Кальпурния улыбнулась. Вопрос был серьезным — идея символизма и величия закона, восприятие населением имперского правосудия как мощной и неодолимой силы, обрушивающейся на врагов, представляла собой целую философию, которая разрабатывалась многими поколениями видных ученых Арбитрес.

— Да, пожалуй, это был наглядный урок для населения, — сказала она, — хотя аудитория сегодня была небольшая. Кроме того, это помогло сфокусировать умы Экклезиархии, как ты, наверное, уже понял. Я очень ясно дала Симове понять, что Дастром, расследуя это дело, не станет давать ему поблажек из-за его положения. Не думаю, что они что-то найдут — мне кажется, люди Струна достали схемы креплений клеток и все остальное посредством собственных ресурсов, но мне неуютно от того, что епарх все агрессивнее продвигает своих агентов из Министорума, разрешая им производить преследования и аресты. Мы с арбитром-майоре все ждали подходящего случая, чтобы дать им понять, что надо соблюдать границы.

— Политическая операция, — кивнул Куланн.

— Не совсем так, — немного холодно поправила его Кальпурния, — просто выполнение нашего долга Арбитрес, который порой заставляет нас преподавать некоторые уроки не только одной стороне. В любом случае, это вторая причина.

— Есть еще одна, мэм?

— Мое душевное спокойствие, раз уж ты спросил.

При словах «душевное спокойствие» Куланн заметил, как ее рука в перчатке медленно поднимается, чтобы прикоснуться к шрамам на лбу. Большинство людей быстро замечали эту привычку и вскоре понимали, что она означает.

— Это дело касательно вольного торговца наверняка отнимет у меня немало времени. Я хотела собственными глазами увидеть, как загребут Струна и Симандиса, чтобы не беспокоиться насчет них в то время, как от меня ожидается, что я сфокусируюсь на этом назначении наследника, которое мне надо не то подписать, не то проконтролировать, не то еще что-то с ним сделать. И скажу тебе честно, Куланн, потому что знаю, что адъютант ты надежный и неболтливый, это «назначение» означает, что мне ближайшее время не светит никакой старой доброй полевой работы Арбитрес. Захват этих мятежников был последним шансом в ней поучаствовать. И если уж мне еще до Сретения выпала возможность поразмять мышцы и посмотреть, как идет выздоровление, то черта с два я ей не воспользуюсь.

Куланн внимательно слушал. Еще одна вещь, которую все довольно быстро уясняли насчет арбитра Кальпурнии, заключалась в том, что она терпеть не могла руководить людьми не с фронта. По этому поводу мнения в арбитраторских казармах, что находились ниже в Стене, разделялись примерно поровну. Одна половина одобряла, что командир хочет стоять в одном ряду со своими бойцами, другой не нравилась идея того, что арбитр-сеньорис готова рисковать собой вместо того, чтобы ехать на бронированной кафедре во втором ряду «Носорогов», зачитывая в громкоговоритель строки из Книг Правосудия, как подобает ее положению. Куланн слыхал, что есть и третья фракция — маленькая, но громко выражающая свое мнение: эта помешанная на контроле стерва просто хочет всегда быть рядом, чтобы проверять, начищены ли у арбитраторов сапоги и опрятно ли выглядит обмундирование, пока те стоят под вражеским огнем.

— Если можно поинтересоваться, мэм, ваши ранения…?

Вагон миновал тренировочный зал, вошел в туннель и начал подниматься под более резким углом к следующему бастиону. Еще четыре, и они достигнут самих Врат Справедливости.

— Неплохо. Спасибо, что спросил, Куланн.

Он подумал, что на самом деле ей хуже. Фуникулер двигался под рядом световых колодцев, пробивающих толстый потолок, и когда Кальпурния на краткое время попадала под желтые лучи гидрафурского солнца, ее лицо выглядело усталым, а глаза запавшими. Он знал, что она очень быстро встала на ноги после того боя в Соборе, где ей переломали плечо и руку. Тогда лично вмешался Кайнез Санджа, по его приказу магосы-биологис сотворили небольшие чудеса с ее плотью и костями, но дальнейшее заживление было нелегким. У Куланна сложилось впечатление, что Шира Кальпурния не очень хорошо справлялась с ролью пациентки.

Она опустилась на сиденье напротив него.

— Меня беспокоят мелочи, а не крупные вещи, — внезапно сказала она, как будто прочитав его мысли. — Я знаю, что не могу носить щит, левая рука еще не набралась силы. Ну и ладно. Меня раздражает, например, что мне сложно надевать броню, потому что пальцы на той руке пока не особо справляются с застежками. Или то, что время, которое я думала посвятить восстановлению физической формы, пришлось потратить в медицинских покоях, чувствуя себя слабой и неуклюжей вместо того, чтоб бегать по тренировочному залу, как должно, — ее лицо стало кислым. — Что ж, от того, что я жалуюсь, травмы быстрей не заживают. Хотя я знаю, про меня говорят, что я только этим и занимаюсь.