Владислав Глушков - Тайна Чёрного континента

— От чего это ты такой сердобольный попался?

— Сам не знаю, вот глянул на тебя, и сразу вижу, настоящий мужик, а мне такие нравятся. Не понимаю, как ты мог га той стороне воевать.

— А я что воевал?

— Нет, ты там мороженым торговал. Ладно, хватит рассуждать, пошли.

— Послушай, а ещё вопрос можно?

— Можно. От чего нельзя?

— Где мои товарищи, я ни разу не слышал, что бы их выводили из камер.

— На то они и камеры, что бы ни кто ничего не слышал, — ответил солдат.

— Я не про то…

— Успокойся, живы, пока. Сейчас следак с тобой побеседует, а потом, если время и интерес останется то с ними.

— Понятно.

Они вышли на улицу и солдат повёл Алексея к другому зданию. Странно, но он не помнил, что бы на базе были ещё какие-то строения, кроме того, что оказалось тюрьмой, да и местность тоже показалась другой. Там была достаточно большая площадка, для посадки и взлёта, а здесь лес подступал почти вплотную к строениям.

— Послушай, — обратился он вновь к солдату. — А почему местность поменялась, да и строений прибавилось?

— Что значит поменялась?

— Ну, там, где нас посадили, лес был очень далеко, а здесь почти в плотную к зданиям, да и вон тех зданий тоже не было. Их что только построили?

— Вот чудак человек. Ты что, не знаешь как тюрьмы устроены?

— Нет, я же тюрем не строил никогда.

— А чем ты вообще по жизни занимался?

— Не знаю, я вообще не помню, кто я и что со мной было. Понимаешь, меня кто-то сильно по голове ударил, вот я и забыл всё напрочь.

— Плохо тебе.

— Конечно.

— Ну, ничего, у следователя сейчас всё вспомнишь, он у нас мастер на, такого рода дела, — усмехнулся солдат.

Обще всё это показалось Алексею очень странным. Молчаливый, да не просто молчаливый, а глухонемой «вертухай» и такой разговорчивый конвойный. Что то на этой стороне, стороне сопротивления явно было не так, хотя и там далеко не всё было ясно.

Они вошли в соседнее здание, то не многим отличалось от предыдущего, такой же только вдвое короче коридор и ряд дверей по обе стороны, странно, но в этом здании тоже не было окон. Конвойный подвёл его к одной из дверей, открыл, снял наручники и подтолкнул, показывая этим, что Алексей может входить. Сам он при этом порога не переступил. Что тоже показалось странным.

Помещение следственной комнаты не многим отличалось от камеры, разве что было немного побольше. В нём стоял стол, за которым, лицом к двери сидел человек. Это был очень щуплый мужчина неопределённого возраста. Лицо обтянутое тонкой, напоминавшей пергамент кожей больше походило на лицо мумии, чем на живого человека. Заострившиеся черты, отсутствие не только растительности, но и её признаков, делали его отталкивающим и крайне неприятным. Чем-то оно напомнило крысиную мордочку, а когда Алексей приблизился к столу и следователь подёргал носом, принюхиваясь к нему, впечатление усилилось настолько, что про себя, иначе как крысой, Алексей больше его и не смог называть.

— Здравствуйте, обвиняемый, — проскрежетал следователь, именно проскрежетал, потому, что назвать это голосом было невозможно, — присаживайтесь, — он указал Алексею на табурет напротив себя, по другую сторону стола. — В первую очередь я должен предупредить Вас об смертельной ответственности от дачи заведомо ложных показаний, либо отказе от дачи показаний.

— Это как?

— Это значит, что всякое Ваше показание, которое будет принято нами как ложное, влечёт за собой немедленную смерть. Если Вы отказываетесь отвечать на вопросы — немедленная смерть.

— Круто. А если я буду говорить сущую правду, а Вы всё равно посчитаете это ложью?

— Смерть.

— Класс. А правосудие вообще существует?

— Конечно, но в Вашем случае Правосудие это я. И в Ваших интересах, убедить меня в Вашей полной искренности.

— Здорово, и чем же я заслужил такую честь.

— Давайте закончим вечер вопросов и ответов. Вы нарушили границу, и пришли со стороны Правительства, значит, Вы виновны во всех смертных грехах, и не расстреляны до сих пор только потому, что вместе с Вами прибыла дочь Премьер Министра. Это нас заинтересовало, и мы хотим задать Вам несколько вопросов, после чего расстрелять.

— Чудесно у Вас выходит. Значит, меня в любом случае расстреляют?

— Нет, может быть, исключительный случай.

— Ага, всё-таки надежда есть, тогда я готов рассказать Вам всё, что знаю, только предупреждаю сразу, знаю я очень мало.

— Вот это уже хорошо, тогда первый вопрос, Ваше имя и фамилия.

— Алексей Мещерупос.

— Это ложь, и на первый раз я Вам её прощаю, Вы, видимо, просто не поняли правила игры.

— Почему ложь?

— Упомянутый Вами субъект расстрелян нами ровно год назад, и Вы на него совсем не похожи.

— Странно, но меня в этом уверяла моя жена.

— Как это понимать?

— Дело в том, что за сутки до нашего побега я очнулся во дворе дома, на меня кто-то напал, и ударил по голове, потом меня пыталась задержать полиция, но от них я убежал, совершенно случайно наткнулся на двери, которые открыла девушка. Она затащила меня к себе домой, назвала своим мужем, дала это вот имя и велела помыться. После этого мы с ней провели великолепную ночь, а наутро вновь явился полицейский, тот, что прилетел с нами и сказал, что нас должны вот-вот расстрелять, — Следователь с интересом посмотрел на Алексея, — нет, не расстрелять, повесить, — поправился тот. — Мы сграбастали этого полицейского и снова побежали, кстати, полиция была уже почти на пороге. Но нам удалось уйти в канализацию, по которой мы и вышли из города.

— Замечательная история, и самое главное правдоподобная, я же почти поверил в неё, но Вы не ответили на мой первый вопрос, Ваше имя и фамилия.

— Как это не ответил? Меня назвали Алексеем Мещерупосом, Но я на самом деле не помню, кто я. Все мои воспоминания обрываются тем моментом, когда я очнулся во дворе возле огромных контейнеров с мусором.

— Хорошо, допустим, но чем Вы можете доказать, что всё было именно так?

— Можете взглянуть на мою голову, след от удара там присутствует, — и Алексей наклонил голову, так, что бы сидевшему напротив следователю, было лучше видно его макушку.

— Великолепное зрелище, согласен сам такого себе не сделаешь, — следователь встал и прошёлся по следственной камере, потом достал из кармана блестящий портсигар, раскрыл его, и протянул Алексею. В нём аккуратно сложенные располагались тоненькие коричневые сигары, — закуривайте.

— Я не помню, курил когда-нибудь или нет, — Алексей потянулся, взял одну, но мне кажется, что мне знакомы эти предметы.

Следователь в свою очередь тоже взял сигару и прикурил, глубоко затянувшись, по камере поплыли клубы ароматного дыма. Он протянул зажигалку Алексею. Тот прикурил, вдохнул в себя дым, сперва осторожно, проверяя ощущения, потом глубже, понимая, что это не вызывает никакого отвращения, а наоборот, и уже с наслаждением, курил предложенную ему сигару.