Генри Лайон Олди - Рубеж. Пентакль

«Привет!» – сказал ему Клим и направился к реке. Только бы не ошибиться с мостом…

– И жили тогда трудно, – соглашался со своим студентом Химерный Профессор, – и Чужая Молодица, считай, за плечами стояла, и пенициллина не было. Все так, хлопче! А вот боялись меньше. Дивно? Не так и дивно, если подумать. Крепкими росли наши предки. Если смеялись, то до упада, а если уж гневались – столешницы кулаком расшибали.

– Нас бы они и на порог не пустили! – вздыхал первокурсник Клим. – На костер бы потащили, как того янки из Марка Твена.

– Вот и нет. – Профессор усмехался в густые усы. – Или не помнишь, хлопче, как на Сечи бывало? Горилку пьешь, в Бога веруешь – пишись в какой хочешь курень. В человеке тогда главное различить старались, в душу глядели, не на одежду. А прижились бы мы? Это и я узнать не прочь.

Мост оказался на месте – новенький, деревянный, пахнущий стружкой. За ним, в густых вечерних сумерках, не без труда различались неясные контуры приземистых хат.

Значит, и в этом не обманул рогатый. Казацкое село в полторы сотни домов, знаменитый на всю Малороссию шинок, ветряные мельницы на околице…

И тут его пробило морозом. Клим наконец-то осознал, куда попал.

Первый шаг по деревянному настилу гулко отозвался в ушах. Ничего не случилось, и Клим занервничал. Пора бы! Второй шаг. Ничего.

Клим не выдержал, резко махнул рукой:

– Меняться хочу!

Странные слова эхом ушли за реку. И снова – ничего.

– Мостовой! – повысил он голос. – Или заспался?

Где-то совсем рядом послышался тяжелый вздох. Мостовой соткался прямо из черного воздуха – кряжистый, покрытый шипами, не отличимый от «импа» из игры DOOM.

– Чего тебе, козаче?

– Службу забыл? – Клим шагнул вперед, нахмурился. – Раз Мостовой ты, значит, давай меняться! А не то принесу ведро святой воды, окроплю тут каждую доску и тебя, морда нечистая, не помилую!..

– Пышный, вижу, ты, козаче. – Мостовой не без опаски поглядел на гостя. – Первый раз не я предлагаю, мне предлагают. Или ты из запорожцев?

Клим расправил плечи, представив, что за ним наблюдают его прежние коллеги. Это вам не японцам табуретки клееные продавать!

– Поменяешь мне вот чего…

– Нет! – стонал «имп». – Пощади, козаче! Жупан твой немецкий сменяю, каптан… Самый лучший дам, даже без дыры в спине. Сам зашью! Или чоботы…

Не умел Мостовой вести деловые переговоры. Ой не умел!

– А не поменяешь, вражья морда, по всей округе ославлю. Мостовой от обмена отказался! На все пекло срам. Мальцы голопузые приходить станут, на мост плевать. А дойдет до Люципера? Закрутит он тебе хвост узлом голландским…

– Твоя взяла, козаче. – Мостовой удрученно кивнул. – Видать, не просто запорожец ты – характерник!

Бедный «имп» не читал Олексу Воропая.

Шинок нашелся сразу. Ошибиться мудрено: все хаты в два оконца, эта же – во все шесть. И крыльцо повыше, и коновязь вдоль улицы тянется, а у коновязи гривастые красавцы скучают, хозяев ждут.

Окошки светились. Клим ступил на крыльцо.

Почему именно в шинок, он и сам не знал. Не иначе вспомнились фильмы про лихих ковбоев. Куда приезжий первым делом заглядывает? Не к шерифу ведь! И вечер уже, если есть где народ, так здесь.

Клим осторожно открыл дверь. Изнутри пахнуло теплом и крепким духом чеснока.

– А поворотись-ка, сынку! Экий ты смешной! Где жюстокор покупал, не в городе ли Париже на ярмарке, что у Нового моста?

Огромный козарлюга, сам себя шире, чубатый и седо-усый, шагнул навстречу.

Что такое «жюстокор», Клим не знал. Оставалось одно – поздороваться:

– Вечер добрый всем!

Надо было бы еще и шапку снять, но таковой не захватил.

– И тебе добрый, немчин залетный! – Козарлюга без всякого стеснения оглядел гостя с ног до головы.

Еще трое, такие же чубатые, но с черными усами, подтянулись сзади. Климу вновь вспомнились ковбойские фильмы. Сейчас бить станут.

– Или горилки выпить решил в шинке православном? – грозно нахмурился седоусый. – Так и быть, нальем. Только уговор – стерпишь удар мой, не прошибешь дверь затылком, тогда и за стол сядешь.

Клим сглотнул, вспомнил секцию ушу, попытался сгруппироваться…

– Ну, бей!

Взлетел к потолку кулачище с пивную кружку. Замер. И ударил хохот, да такой, что шибки в окошках затряслись.

– Годен, годен, хлопче! – Седоусый опустил руку, повернулся к землякам. – А налейте-ка немчину!

Вот как? Клим понимал, что пришелец в японской куртке едва ли сойдет за своего. Но ведь говорил Химерный Профессор: не по одежде судили.

– Бей! – повторил он, голос повышая. – Только во всю силу, не то обижусь.

Стих смех, переглянусь чубатые.

– Ой, хлопче! – покачал головой седоусый. – Два раза бью, второй – когда домовину заколачиваю. Ну, будь по-твоему!

Вновь взлетел кулак, рухнула на Клима соломенная крыша.

Устоял…

– Горилки хлопцу не наливайте. Нечего! – распоряжался козарлюга. – Усы отрастит, тогда уж. Меду лучшего несите – того, которым мы панотца Никодима в прошлый Великдень в изумление ввергли.

В голове еще шумело, но думать было можно. Рука полезла в карман – зачерпнуть горсть чертова серебра, сунуть шинкарю…

Нет, не годится, чтобы горстью! Иначе надо. Профессор рассказывал…

– Погодите! – Клим не без труда встал, ударил ладонью по столешнице. – Я… Наверное, и в самом деле на немца похож. Только здешний я, из наших краев. Давно дома не был, а теперь… Теперь, кажется, вернулся. Хочу, чтобы все со мной за это выпили, да не просто – от души!

И стал вынимать монету за монетой, стол устилая. Аккуратно, словно пасьянс раскладывал. Красивые денежки – какая с орлом, какая со всадником.

– Хлопец-то наш! – сказали за спиной.

– И вправду, наш, – кивнул седоусый, на стол одобрительно глядя. – Давно не видел, чтобы казак так справно гулять собирался. Будем знакомы, хлопче. Гнат Недоскорый я, писарь сотенный.

Удивился гость, только ненадолго. Вспомнил, что писарь в те времена не одним перышком черкал. Правая рука сотника, того убьют – писарь в бой ведет.

– Клим. Будем знакомы, пан писарь.

Его ладонь утонула в огромной лапище козарлюги.

– Не зови паном, Климко! Свои мы тут. Дядько Гнат я.

– Вот, значит, какие твои дела, хлопче! – вздохнул дядько Гнат. – Не горюй, не к лицу казаку кручина. Руки-ноги на месте, удар мой держишь. А что в грамоте силен, в делах торговых, так и это не в убыток. Приедет пан сотник, с ним и решим. А пока – гуляй, казак. День всего, зато твой!

И загулял казак…

С чертом встретились там, где в контракте и указано, – возле мельницы. Странно было смотреть на рогатого без монитора. Мелок оказался – по плечо едва.

– Отдохнул? – Черт радостно оскалился. – Рекламаций нет?