Генри Лайон Олди - Рубеж. Пентакль

Максим порылся в кармане штормовки, подсветил фонариком. На ладони лежал неровный коричневый шарик. Издалека – камешек и камешек, но вот луч коснулся поверхности, и где-то в глубине засветился ответный огонек…

Захотелось просто встать и уйти. Монолог по типу «Многоуважаемый шкаф!» изрядно затянулся. Поэтому Максим просто плеснул от души портвейна, подумал, сам отхлебнул пару глотков и взялся за лопату. Но в последний миг остановился. Шкаф шкафом, но ведь это, как ни крути, похороны!

От такой мысли и вовсе стало не по себе. Максим отвернулся, словно надеясь что-то увидеть в окружавшей его тьме, затем виновато вздохнул:

– Прости, если что не так. Наверное… Уверен, ты была красивая, храбрая, умела в отличие от меня прекрасно ездить верхом и стрелять из лука. Стихи бы прочесть, но ничего на русском в голову не приходит. Разве что на украинском… Зато почти о нас с тобой. Борис Мозолевский написал, он археолог, как и я. Точнее, это я, как он. Но прочитаю все же на великом и могучем – в свое время честно попытался перевести.

Максим вытер тыльной стороной ладони внезапно вспотевший лоб. Вспоминать собственные поэтические потуги оказалось не так и легко. Но если постараться…

Перевод вышел так себе. К тому же Максим ошибся – безлунная ночь была черна, Аргимпаса скрыла свой лик. И так же темен казался сердолик на испачканной землей и кровью ладони.

– Вы археолог, – уверенно заявила девушка. – Из экспедиции, которая курганы копает.

– А вы из тех домиков, что возле берега, – не оборачиваясь, констатировал Максим. – Отдыхаете от трудов праведных.

Ему помешали.

Археологи редко копают в одиночестве. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, если рядом село с магазином, и плохо, когда начинается почти неизбежный конфликт с местными «подобными». Отдыхающие в качестве соседей лучше – но не слишком надоедливые.

То, что гостья именно из домиков, он понял после первого же слова. Свои все наперечет, а сельский «суржик» узнаешь сразу.

Вообще-то в округе было людно. Село Терновцы, которое с магазином, рядом еще одно, Градовое, почти пустое, река с фанерными домиками на берегу и лодочной пристанью, за рекой – белый санаторий «Ладушки», прозванный злыми языками «сатанорием». Когда после первой недели работы начинает хотеться одиночества, обилие себе подобных утомляет.

Вечером Максим уходил «свит за очи» – на старый курган, варварски раскопанный еще век назад. Садился так, чтобы не видеть ничего, кроме далекого леса.

– Помешала? – Гостья оказалась до странного чуткой. – Наверное, думаете о работе? Извините, сейчас уйду.

То ли девушка и в самом деле смутилась, то ли не хуже третьекурсника изучила мудрую науку психологию. Максим поспешил встать.

– Это вы меня извините. Никому вы не помешали, я ухожу, точнее, уже ушел. Кстати, курган, на котором мы стоим, раннескифский, века седьмого до нашей эры, слева – кладбище, но поновее и… Ушел!

– Оставляете меня одну на кладбище?

Гостья засмеялась, и археологу расхотелось уходить.

– Кладбище? – Максим поглядел вниз, где оно находилось, покачал головой: – Если мы собираемся знакомиться, повод – лучше не придумать. Кладбище начала двадцатого века, заброшенное, разоренное, как и все в этом богоспасаемом крае…

Девушка вновь рассмеялась, протянула ладонь:

– Нина! Запомнить легко – из «Кавказской пленницы». А вас я знаю, вы – главный в той яме, где копают, и зовут вас Максим.

– Как у Стругацких в «Обитаемом острове», – согласился он, тоже протягивая руку.

Странное дело свершилось в этот миг на заброшенном кургане. Коренной, настоящий археолог не стал поправлять невежду, посмевшую назвать раскоп какой-то «ямой». Наверное, девушка и в самом деле хорошо смеялась.

– Я действительно из, как вы говорите, домиков, но отдыхаю не после трудов, а перед. О вас мне рассказали ребята. Они первокурсники, пытались играть со мной в волейбол и очень вас боятся.

– При этом считают занудой и карьеристом, мечтающим об аспирантуре на нашей кафедре, – согласился Максим.

Тут бы девушке его поправить (для того и говорилось), но Нина почему-то смолчала. Лишь поглядела – очень внимательно. Максиму немедленно захотелось вынуть из кармана забытую в палатке расческу, а заодно сбегать в ту же палатку за бритвой. Археолог в поле – не студент в актовом зале. Во всем остальном расческа с бритвой помочь не могли. Максим был уверен, что внешностью не вышел, равно как и ростом, а если тебя вдобавок сразу же признали занудой…

Он поглядел на часы, чтобы замотивировать отход, но девушка внезапно шагнула ближе.

– Так… Обидела, причем ни за что ни про что. Максим, мне очень нравятся зануды, а мечта об аспирантуре – чудесная мечта. Смотреть на часы не надо, этот прием давно не проходит.

– Вы – психолог, – понял он.

– Четвертый курс. – Девушка вздохнула. – Как психолог, предлагаю немедленно перейти на «ты» и оценить ситуацию. Пришла я сюда, конечно, не случайно, но вот знакомиться ни с кем не хотела, даже с археологами. Напротив, мечтала побыть в одиночестве. Кажется, наши мотивации совпадают?

Максим кивнул, прикидывая, что о привычке быть лидером в умной беседе временно придется забыть. Психолог, значит?

– Не только мотивации, Нина. У нас с тобой одинаковая привычка находить самые мудреные слова для простейших вещей, мы оба о себе слишком высокого мнения, а познакомиться со мной ты все-таки хотела.

На этом можно было и расходиться. Но они остались.

Дождь пошел в конце четвертой недели, почти под самую завязку. Великий Закон Вредности, о котором знает любой археолог, сработал без осечки. Что толку в уже сделанном, в извлеченном, упакованном и описанном, если срывается главное, из-за чего затеян сезон? Большой Курган, почти вскрытый, освобожденный от чудовищной многометровой засыпи, почти готовый отдать все, что уцелело от Времени, казалось, передумал. Аккуратный, пять на пять «квадратов», раскоп не так уж и медленно, зато верно превращался в бассейн со склизкими глинистыми стенками.

Древние боги не отдавали своих мертвецов.

Утром, когда закапало, начальник Сергей Сергеевич стал бел. К полудню, как полило, – желт. После двух часов дня ливень стих, и лицо Сергея Сергеевича начало розоветь.

К пяти вечера вновь лило, на этот раз беспощадно, от души.

Смотреть, как начальник зеленеет, Максим не стал. В пять пятнадцать он уже подходил к деревянному домику у реки. Третий слева, синий, с небольшой верандой.

Нина стояла возле открытой двери, зажав в пальцах сигарету.