Игорь Смит - Одесса. Живая. Улыбка Бога

- Михаил Сергеевич! - похоже, это Ваня Чёткий расспрашивал Новицкого, - а что это за памятники внутри? Дерево железное, что оно означает?

- Стальное дерево с птицами, - ответил прапорщик, - это символ генеалогического дерева и источника жизни. Сама жизнь защищена коконом стен. Знаково для нас в нынешней ситуации, не находите?...

Андрей опять выпал из действительности, а когда вернулся, речь шла уже о другом.

- ...Странные дела, ребята, - говорил прапорщик, - странные и непонятные. Казалось бы, мы знаем, шо мёртвые изменяются. Мутанты эти, больно уж хищников напоминают и поумнели они, шо ли... Вы обратили внимание, шо их намного больше стало за эти дни? Страшные твари и непредсказуемые... Опасно здесь становится! С третьего этажа внешний фасад 'Афины' целиком из стекла, пулями уже кое-где побит... Да и крыша стеклянная. Если твари по стенам на верхние этажи заберутся, мало нам здесь не покажется. А сделать ничего нельзя. Так шо бдите парни в оба, оружия из рук не выпускайте...

- Михаил Сергеевич, - прозвучал голос Лёни Чёткого, - а что это за слух среди людей ходит о Праведнике?

- А, вы тоже баек наслушались..., - хмыкнул Новицкий, - это семья из последней группы, которая к нам прибилась. Они тему запустили, шо в городе среди мертвяков по улицам монах бродит. Замечает выживших, в домах укрывающихся, останавливается и проповедует. Рассказывает, шо пришёл страшный суд, и все грешники должны понести кару за деяния свои. Шо противиться воле Вернувшегося, а он, типа, так и говорит, именно Вернувшегося, а не Бога или как-то иначе, не надо... Шо восставшие мертвые - это орудия в руках Вернувшегося, и только истинно покаявшиеся получат искупление и останутся живыми... Ещё они говорили, шо зомби никак на этого монаха не реагировали. Наоборот, мертвяки старались держаться от него на расстоянии. И шо пару помощников в монашеских одеяниях за ним ходят и на них тоже не нападают! Представляете?

- Чудеса какие-то..., - недоверчиво произнёс Иван.

- А если правда? - тихо спросил Леонид.

- Шо правда? - уточнил Новицкий, - то шо страшный суд? Так никто не спорит. А в Праведника я лично не верю! Выдумки это всё! Люди с ума сходят, им и не такое привидится. Так легенды и рождаются. Наслушаются таких историй, отправятся монаха этого искать и сгинут в зубах мутантов...

Прапорщик замолчал на несколько секунд, затем явно обеспокоенно продолжил:

- Ребята, вы слышите? Что-то не так! Тихо очень, не стреляет никто... Шо-то стремает меня, предчувствие плохое... Вы слышали это, парни? Шо это за звуки...

Голос Новицкого прервался звоном разбивающегося стекла.

Стрижев ещё успел услышать, как сдавленно выругался прапорщик, как оглушающе ударили выстрелы, затем он почувствовал сильный удар по телу и голова старлея, казалось, взорвалась от яростной и всеобъемлющей вспышки боли.

Наверное, Андрей, наконец, умер. По крайней мере, именно такими были последние мысли старшего лейтенанта Стрижева в тот момент.

'...Большинство женщин и девушек на улицах Одессы очень красивы. Особенно привлекательны 'оdessitki' ночью летом в Аркадии, где сосредоточено несколько десятков ночных клубов. На них минимум одежды, но она очень дорогая, как будто вы встретились где-то на фешенебельном курорте для очень богатой молодёжи. Обычно 'оdessitki' приходят в ночной клуб вдвоем или втроём, это надо учитывать. Если вы будете один, познакомиться с ними будет намного сложнее. Они скептически оценивают мужскую половину, присутствующую в заведении, выпивают по нескольку коктейлей. Только после этого с ними рекомендуется знакомиться! Когда 'оdessitki' узнают, что вы иностранец, они преображаются, становятся ещё прекрасней, и необыкновенный вечер вам обеспечен. Но знайте, утром девять из десяти 'оdessitоk' окажется приезжими...'.

Из личных записей Уолтера Джека Поланса, мастер-сержанта команды спецопераций корпуса морской пехоты США.

Особый фонд анклава Одесса.

- Слышал, команда зовёт тебя 'Капрал'. Такое прозвище ведь не случайно? Ты служил, Алексей? - спросил я, вспомнив, как обращались к Ковальскому его товарищи.

- Было дело, - хитро глянул на меня Алексей, - службу закончил во втором парашютно-десантном полку, Корсика, Французский легион, - добавил выживальщик.

- Обалдеть! - поразился я, - а я всё мучаюсь, пытаюсь догадаться, где вы французские камуфляжи, оружие и снарягу добыли! М-да, встретить легионера в Одессе! Сильно!

- Обмундирование и снаряжение и в Украине можно купить, - ответил Ковальский, - места только знать надо. А оружие приехало в своё время из Джибути, там его намеренно... Оказалось, что проще его оттуда привезти, чем здесь с покупкой чего-то нормального заморачиваться. Вот так...

- А как ты в Легионе оказался? - спросил я.

- Тебе правду или как обычно? - ухмыльнулся парень.

- Как считаешь нужным, - ответил я.

Алексей только хотел что-то сказать, как мы приблизились к скоплению брошенных автомобилей, практически преградивших дорогу. Ковальский резко сбросил скорость и, напряженно всматриваясь вперед, принялся аккуратно объезжать машины.

Лариса, жена выживальщика, пользуясь тем, что машина плелась как черепаха, подхватила короткий Фамас мужа и быстро выпрямилась в открытом люке. Сверху зачастили одиночные выстрелы. М-да. Девушка принялась уничтожать бродивших на дороге и среди машин мертвецов. Пустые гильзы звонко загремели по крыше джипа. Глядя, как кошмарные твари, ещё недавно бывшие обычными людьми, валятся на землю с пробитыми головами, я в очередной раз ужаснулся, вспомнив, как самому пришлось впервые убить ожившего мертвеца. Того самого пограничника...

...Вчера я так и не смог выстрелить в умирающего человека. Да, я понимал, что сержант обречен. Да, я понимал, что он представляет опасность и, в первую очередь, для меня самого. Но какая-то исступленная вера в то, что сейчас произойдет чудо и погранец не погибнет, не давала мне спустить курок. Курганский, потрясший меня своей силой воли и решительностью, умирал мучительно, боролся до последнего, почти до самого конца оставаясь в сознании. Но, чуда не произошло. Взгляд пограничника, в конце концов, остекленел, его веки медленно опустились, по телу сержанта пробежала легкая конвульсия и он затих. Проверить, прекратило ли биться у него сердце или нет, я не рискнул. И правильно сделал...

Обуреваемый противоречивыми чувствами, я сидел на расстоянии пары метров от тела человека, так мужественно принявшего свою смерть. Он не спрятался в укромном месте, он не искал других путей и честно признался, что заражен. А я не облегчил его участь и теперь просто обязан был упокоить его в случае зомбификации. Поэтому, когда снаружи раздался встревоженный голос Паши, наконец поинтересовавшегося, не нужна ли мне помощь, я ответил отказом и приказал в помещение никого не пускать. Это уже был только мой крест и обязанность...