Алекс Белов - Бифуркатор

От больших рек часто ответвляются маленькие стоячие притоки, мы свой называли Заводью. Почти весь наш район строился возле него, со стороны воды как раз и имелась брешь в ограде. От Стёпкиного дома до Заводи прогулочным шагом минут двадцать-тридцать. На машине Серый домчал нас за девяносто секунд.

Когда мы вышли, Серёга подмигнул нам и слукавил:

- Я бы остался с вами потусить, но, как я понимаю, вы ожидаете подружек.

- Правильно понимаешь, - кивнул я.

Против компании Серого я ничего не имел, но если б не девчонки...

Хотя, на этом месте буду краток. Вероника и Ольга не являются даже второстепенными персонажами сего повествования. В тот день, в злосчастное двадцать третье июля, мы решили купаться, несмотря на прохладный ветерок. Может, в плане детективных историй Стёпкина логика сверкала словно вылизанное блюдце, в делах сердечных она давала сбой.

Я сразу предположи, что если мы полезем в воду, то и девчонки последуют за нами. В тринадцать лет нет ничего интереснее, чем взглянуть на свою подружку в купальнике.

День провели потрясающе. Стёпка в плавках со штанинами смотрелся смешно: долговязая худая макаронина, ныряющая в воду. Кстати - самый высокий ученик в классе. На две трети головы выше меня. А вот Оля - его девчонка, больше напоминающая Рапунцель с рыжими густыми волосами, уступала мне в паре сантиметрах. Не знаю, целовались ли они со Стёпкой, но если да, то моему другу приходилось сильно нагибаться. Хихихи.

Моя девчонка - Вероника, с чёрными кудрявыми волосами, столь же объёмными, как и у Ольги, и с выразительными голубыми глазами. Кроткая, тихая и западающая на сильных парней, которые носят мотоциклетки.

Да, в тот день я тайком поцеловал её, пока мы отходили будто бы поискать ежевику. Ягод мы не нашли, но вернулись счастливые и раскрасневшиеся.

С наступлением сумерек, оставшись вдвоём со Стёпкой, мы брели по мрачной лесопоса-дочной тропке. Деревья обступили нас, прижимаясь к двойной колее. В принципе, тропу вполне можно было назвать дорогой, именно по ней нас привёз Серый, да и вообще, машины сновали по ней туда-сюда.

Я закинул куртку за спину, ветер неприятно лизал холодным языком влажные волосы. Шли босиком, закинув кроссовки, связанные шнурками, на шею.

- Мой опарыш сегодня с ума сошёл, - говорю я.

Стёпка завёл глаза. Пару жирных капель влаги застыли на линзах его очков.

- Что такое?

- Не слышит тебя Серый, - улыбается Стёпка.

- Да-да, - я улыбаюсь в ответ. Всякий раз, когда я при Серёге называл Андрюшку опарышем, Серый восклицал...

- Артём, это же твой брат, а опарыш - это личинка, пожирающая труп, - передразнивает Стёпка.

Я задумчиво улыбаюсь, пиная камушек. И вдруг проникаюсь моментом до самой по-следней клеточки сердца. Я люблю этот вечер, это лето, свою реку, Веронику и моего друга. Я хочу чтобы этот миг длился вечно!

- Тебе не надоел Серый?

- Чем?

- Мне кажется, он лезет в твою личную жизнь каждую секунду.

Стёпка задумывается, крутя пальцем шнурок, как моя Вероника кудряшку шикарного локона.

- Ну вообще, не знаю. Родители же мной почти не занимаются, они поручили меня Се-рому. А он такой, маменькин сынок. И папенькин. Он всё выполняет с усердием перфек-циониста.

- Кто такие перфекционисты? - спрашиваю я, уже не в первый раз, ибо Стёпка вечно кидается какими-нибудь заумными терминами.

- Ну это... как раз такие педанты, которым надо, чтобы ни одной ошибочки не было в любой их работе. Вот Серый такой. Если я упаду и поцарапаю коленку, он поднимет на уши скорую помощь, перевернёт всю аптечку дома.

Я вздыхаю и с благоговением смотрю на тускнеющие в свете вечера листву деревьев.

- У меня такого никогда не было. Не знаю, может, это и прикольно.

- Прикольно, - соглашается Стёпка. - Но иногда хочется капельку свободы, понимаешь...

- Ещё бы не понять, - усмехаюсь. - Но лучше быть на твоём месте, чем на моём. Я ж говорю, опарыш с катушек сегодня слетел. Мало того, что голым на воротах вертел задом, так ещё отвёл меня в сарай, вручил молоток и велел ему голову размазать.

Глаза Стёпки под линзами очков увеличились вдвое.

- Правда что ль?

- Агааа. Не знаю, кто его укусил. Он с утра не в себе. Ходит по дому, говорит какие-то странности, впрочем... - я прищуриваюсь и вдруг вспоминаю. - Утром он сказал, что на меня набросится зубная паста, и она правда выплюнулась из тюбика прямо на палец. А вообще, он ходит, сумашедше улыбается и... просит убить его молотком, - последнюю фразу я произношу, пожав плечами.

- Может, его психиатру показать? - хмурится Стёпка.

- Если завтра не прекратит, то я серьёзно поговорю с мамой насчёт этого, - киваю. Мы уже выходим из лесопосадочной полосы. - Мне сейчас и так дома достанется, что не вер-нулся к ужину.

******

Мой папа ко всему относится с юмором. Если между нами и мамой проскакивала искорка раздора, он обычно отодвигал газету "Спорт-Экспресс", которую читал, и его лысеющая голова обязательно вставляла какую-либо шутку, которая разрядит обстановку. В последние годы отец пополнел на десять килограммов, свалив всё на нервную работу.

Когда мы попрощались со Стёпкой и я пересёк уже темнеющий двор, жареная баранина давно остыла. В светлой кухне меня встречает мама, руки уже упёрты в бока, на лице будто пространство искривили.

- И что, ужин в микроволновке греть?!

А мне на душе так хорошо, что вот совсем не хочется ссориться. Я же Веронику сегодня поцеловал.

- Он и после микроволновки будет прекрасным, поверь, - отвечаю я и бросаю куртку на вешалку. Отец развалился за столом, его лицо и грудь прячутся за газетой.

- Дорогая моя, ты так готовишь, что твоя баранина и холодная изумительна. Пальчики оближешь.

Я улыбаюсь, хоть папа и не видит. Хороший он всё-таки человек. В конце концов, где бы мы сейчас жили, полюби мама какого-нибудь кондуктора или офисного рабочего? Саратов не славится красивым городом нашей необъятной. Народ хорошо помнит те злосчастные два года с 2008 по 2010, когда Саратов признали самым замусоренным городом. Выживают тут только те, кто работает в промышленности, например, в транспортной, как мой папа, который к тому же занимает руководящую должность.

- Вот! - восклицаю я. - Слушай папу. - А сам тем временем швыряю на пол кроссовки и отряхиваю ноги.

- Это что за проклятие! - мама вскидывает руки к потолку, но видно, что она уже сдалась. - Нет бы поддержать меня иной раз. - Теперь мама смотрит на заголовок Спорт-Экспресс.

- И что я должен сделать? - отвечает газета.

- Гавкни на него.

Краешек Спорт-Экспресса отодвигается в сторону, показывается глуповатое лицо папы с полянкой лысины на макушки, и потом он корчит гримасу и коротко гавкает.

Я покатываюсь со смеху, а папа уже вновь читает газету. Мама тоже смеётся.