Ханну Райаниеми - Фрактальный принц

Я прикусываю язык. Богиня наверняка все время нас слушает. Но корабль это, похоже, ничуть не беспокоит.

— Вот как? — иронизирует бабочка. — И поэтому ты позволяешь ей манипулировать собой и заставлять совершить невозможное?

— Тебе не понять, что стоит на кону. Если Чен владеет артефактом Вспышки, который обладает теми свойствами, о которых я думаю, я…

— Я понимаю, что стоит на кону для меня, — перебивает «Перхонен». — А ты?

Трудно заставить отвести взгляд бабочку, даже если у тебя лицо величайшего полководца Солнечной Системы. Поэтому я сам отвожу взгляд.

— Я хочу стать свободным, — говорю я. — И могу сделать еще одну попытку. На Марсе у меня было кое-что, но я от всего отказался. Я даже думаю, что намеренно позволил себя поймать, можешь в это поверить? В прошлый раз Пеллегрини показала мне, чем я занимался. Ко мне вернулось множество воспоминаний, которые я считал безвозвратно утраченными, — о ней, о том, кем она была, о Земле. — Я тру переносицу и ощущаю грубый, чужой шрам. — Понимаешь, у меня был план, великолепный план, но я им не воспользовался. Вместо этого я напрямую схватился с Ченом. Решил выяснить, смогу ли его одолеть. — Я трясу стакан, сгоняя бабочку, и наливаю себе еще виски. — Так что дело не в том, чтобы стать Жаном ле Фламбером. Дело в том, чтобы избавиться от него.

— А как насчет твоего очередного плана? — интересуется корабль. — Он сработает?

— Сработает. Это самый лучший из всех моих замыслов. Вот только после того, что произошло, я не уверен, что Миели на него согласится.

— Расскажи-ка, в чем он заключается.

И я рассказываю «Перхонен» историю о воинствующем разуме и камне Каминари. Я рассказываю о контроле над небесами и городе Сирре, об Ауне и похитителях тел. Не все, конечно, но достаточно, чтобы убедить «Перхонен» в том, что план сработает. И в том, что на этот раз вся тяжелая работа выпадет на мою долю. Бабочка слушает. А я гадаю, смеется ли сейчас где-нибудь Пеллегрини — в моей голове или где-то далеко отсюда.

— Ты прав, — произносит «Перхонен», когда я заканчиваю. — Миели никогда на это не согласится. Она скорее умрет.

Усилием воли я возвращаю себе свое лицо.

— И что же нам делать?

Я осторожно передвигаю парящий в воздухе стакан, словно шахматную фигуру. Теперь твой ход.

— То, что получается у тебя лучше всего, — отвечает корабль. — Мы ее обманем.

Девушка, которая любила только монстров, в одиночестве шла по узким улочкам Города Мертвых. Гули, привлеченные теплом недавно вырытых могил, бродили вокруг, глядя на нее пустыми глазами. Она явилась сюда в поисках места, где ее не сумели бы найти ни Кающиеся, ни Вейрац. Если кто-то придет, она сможет притвориться гулем. Здесь, среди мертвецов, она будет в безопасности.

Она продолжала шагать вперед. Гули последовали за ней.

Дуни вернулась от сплетателя совсем другой — на ее шее появился кувшин джинна, и теперь это были два существа, слившиеся в единое целое. К ней девушка пойти не могла. Сестра стала чужой.

А отец…

Гуль дернул ее за руку. Он был высоким, изможденным, со спутанной грязной бородой, но его хватка оказалась удивительно сильной.

— Я на рассвете застрелил ангела-изгоя! — вопил он. — «Проклинаю тебя, Марион», — сказал он, сгорая…

Гуль бесцветным голосом кричал ей прямо в лицо, и к словам примешивалась ужасная вонь гниющих зубов. Девушка вырвалась от него и пустилась бежать.

Но далеко ей не удалось уйти. Из могил вышли другие гули и, щурясь на дневной свет, глухим шепотом рассказывали свои истории. Они окружили ее грязной, вонючей толпой, хватали за руки, толкали. Девушка зажала уши ладонями, чтобы не слышать их жалоб, но они оттаскивали ее руки от головы…

Вдруг налетел холодный ветер, колючий, словно песок. И послышался голос:

— Эта… принадлежит… мне.

Толпа гулей, словно по команде, подхватила ее и куда-то понесла. По пути девушка ударилась головой о горячую стену надгробия. Но прежде чем погрузиться в темноту, она ощутила поднявшие ее песчаные руки.

— Кто ты и что здесь делаешь? — услышала она голос, как только очнулась.

В полной темноте светилась только мыслеформа джинна — лицо, состоящее из крохотных тусклых огоньков.

Что она могла ответить? Что выросла в отцовском дворце на Осколке Гомелеца. Что едва ей исполнилось восемь, как Крик Ярости унес ее мать.

Что она нередко убегала от своих наставников-джиннов: имея склонность к древним языкам, она выучила много тайных слов, которые сбивали их с толку.

Что после того, как ее сестра отправилась к сплетателю, чтобы стать мухтасибом, она почувствовала себя совсем одинокой. Она страстно хотела слушать запретные истории, хотела встречать возвращающихся из пустыни охотников за сокровищами, разговаривать с гулями и старыми джиннами из Города Мертвых. А вместо этого отец отдал ее Вейрацу.

— Меня зовут Таваддуд, — произнесла она. — Спасибо, что спас меня.

Склеп был очень маленьким, всего лишь крохотный закуток между гудящими машинами, которые вмещали разум джинна, в грубой бетонной постройке, возведенной гулями. Пол усыпан песком. Единственный источник света — лицо джинна.

— А, так ты та, кого ищут Кающиеся? — спросил джинн. Голос у него был мягким и робким, но вполне человеческим. — Ты должна уйти.

— Я уйду, — пообещала Таваддуд, потирая виски. — Мне только надо немного отдохнуть. Обещаю, утром я уйду.

— Ты не понимаешь, — сказал джинн. — Я не тот, с кем ты могла бы провести ночь. И это неподходящее место для таких, как ты.

— Я не боюсь, — отозвалась она. — Ты не можешь быть хуже Кающихся. Или моего мужа.

Джинн рассмеялся, как будто пламя, разгораясь, зашипело и стало потрескивать.

— Ах, дитя, ты ничего не понимаешь.

— У тебя есть имя? — спросила Таваддуд.

Огоньки в его лице затрепетали.

— Когда-то меня звали Зайбак, — ответил джинн. — Ты рассмешила меня. За это можешь остаться здесь и отдохнуть, ничего не опасаясь.

Вот так девушка, которая любила монстров, стала жить в склепе джинна Зайбака в Городе Мертвых. Она довольствовалась скудной пищей и проводила долгие дни, восстанавливая надгробия вместе с гулями и другими слугами джинна. Она сделала более уютным склеп Зайбака, украсив его ковриками и подушками, свечами и глиняными кувшинами.

На ее вопросы о Зайбаке другие джинны отвечали только шепотом.

— Он мечтает умереть, — сказал один гуль. — Он устал. Но в Городе Мертвых нет смерти.

Но когда они были вместе, Зайбак не говорил о смерти. Вместо этого он отвечал на все ее вопросы, даже на те, которых не хотели слышать ее наставники-джинны.