Энди Чамберс - Путь архонта

Теперь Кхерадруах взирает собственными лишенными зрения глазами на перемены, произошедшие в ткани реальности, с чувствами, которые, с поправкой на его чуждый спектр эмоций, можно назвать недоверием и изумлением. Глаз открывается. Слишком рано, его собрание еще не завершено, но проход уже сформировался…

Ксагор беспомощно кувыркался, пробивая своим телом тончайшие полотна черноты, и яркие пятна плясали перед его глазами. Хозяин по-прежнему держался за спину Ксагора, падая вместе с ним, и столь тесно сжимал его шею своими новыми, жилистыми руками, что едва не душил его. Ксагор держался за бесполезно болтающиеся ноги, которые недавно унаследовал хозяин, так крепко, как только осмеливался, но они неумолимо выскользали из его хватки. Они летели быстро, быстрее, чем ожидал Ксагор, и все же медленнее, чем следовало бы ожидать от свободного падения. Кроме того, становилось холоднее.

— Осталось недолго, Ксагор, — хрипло прошептал в ухо новый-старый голос хозяина. — Мы приближаемся к теневому надиру.

Несмотря на успокаивающие слова, Ксагор был близок к панике. Он даже вскрикнул от страха, когда хватка на его шее вдруг ослабела, и ноги хозяина выскользнули из его рук. Его зрение застила еще более глубокая чернота, как будто он падал сквозь слои шелестящего шелка. Ксагор в ужасе завопил, когда почувствовал, что его движение начинает замедляться по мере сокрушения этих нематериальных барьеров. Его разум заполнился образом гигантской затененной паутины и его самого, все глубже утопающего в ее тенетах. В центре, бессвязно кричало его напуганное подсознание, таился темный и чудовищный паук, соткавший все это. Ксагор будет закутан в кокон теней, и из него будут вытягивать жизнь, пока не останется лишь замерзшая оболочка.

Ксагор, так называемый развалина, верный слуга своего хозяина, гемункула Беллатониса, подмастерье, изучающий искусство ваяния плоти, сам был квалифицированным мучителем и убийцей. И все же он кричал, как одна из его собственных жертв, пока, наконец, не ударился о мягкую податливую поверхность, и падение прекратилось. Смех хозяина пронизал безрассудную панику Ксагора, словно ледяной клинок. В нем не было той прежней жестокой, бесчеловечной текучести, как в смехе старого хозяина, но присутствовала молодая, дикая нотка, от которой душу точно так же пробирало холодом.

— Открой глаза и оглядись, Ксагор! — приказал хозяин. — Мы прибыли.

Ксагор осторожно открыл один глаз, а затем другой, потом закрыл и открыл их снова, чтобы убедиться в том, что увидел. Вокруг царила беспросветная тьма, такая, что невозможно было сказать, открыты глаза или нет. Он чувствовал, как в холодном воздухе образуется пар от его дыхания, он слышал, как хрипят его легкие, но абсолютно ничего не видел.

— Аэлиндрах… здесь? — слабым голосом спросил он у черноты.

— Точнее, мы перешли в Аэлиндрах, — сказал Беллатонис откуда-то спереди (или сверху? Ксагор не мог разобрать), — хотя ты довольно-таки прав, говоря, что Аэлиндрах здесь. Раньше его здесь не было, так что в определенном смысле он пришел к нам так же, как мы пришли к нему. Интересная перемена, хотя и небеспрецедентная.

Голос хозяина звучал странно: отдавался эхом и одновременно казался приглушенным. Ксагор больше не мог понять, насколько далеко тот находится и в каком направлении. Внутри снова встрепенулась паника.

— Ксагор не может найти хозяина, — немного плаксиво простонал он.

— Попытайся сфокусироваться на звуке моего голоса и меньше полагайся на глаза, — снисходительно посоветовал хозяин. — Твои чувства все еще пытаются приспособиться к царству теней. Законы физики здесь отличаются, и нужно определенным образом… перенастроить свое восприятие, чтобы привыкнуть.

Хотя бестелесный голос оставался глухим, Ксагор обнаружил, что эхо постепенно пропадало, пока хозяин говорил. Это, в свою очередь, облегчило поиск источника звука. Поворачивая голову из стороны в сторону, он уловил серое мерцание в темноте и попытался на нем сконцентрироваться.

— Зрение, слух и, несомненно, все наши прочие чувства смешиваются друг с другом, — продолжал голос хозяина, — вероятно, так же, как свет становится един с его отсутствием в этой среде. Материальность здесь — более зыбкая концепция, ибо без той обычной уверенности, которую дают нам зрение и осязание, становится сложно понять, что реально, а что нереально в том месте, где весьма возможно и то, и другое. В таких обстоятельствах воля — более важный атрибут, чем восприятие физической вещности. Я живу, я дышу, я реален, я существую здесь, потому что таково мое желание. Благодаря своей вере в себя я не поглощаюсь тенями, даже когда становлюсь единым с ними, чтобы существовать в этом царстве. Ты понимаешь, Ксагор? Непонимание может погубить тебя.

Серое мерцание приобрело форму, доступную чувствам Ксагора. Она была всего лишь грубым наброском из размытых линий и неразличимых стертых деталей, но его искаженные ощущения говорили, что хозяин разговаривает с ним с небольшого расстояния. Более того, он почувствовал, что силуэт хозяина стоит вертикально, на ногах, которые были искалечены при крушении «Рейдера» до того, как они проникли в царство теней.

— Теперь Ксагор видит вас, хозяин — нет, Ксагор чувствует вас. Но как хозяин стоит на переломанных ногах?

— Мое состояние покорно моей воле, а моя воля состоит в том, что я должен сам себя передвигать в этом месте.

Ксагор осмотрел себя и понял, что тоже стоит, хотя и не помнил, как поднялся. То, что мгновение назад казалось непроницаемой чернотой, теперь имело текстуру, тысячу слегка различающихся вариаций тени. Мягкость собольего меха и кротовой шкурки, зернистая плотность базальта, слоистая твердость тика, липкая текучесть нефти. Ксагор запоздало осознал, что они находятся на открытой местности, и на краю его восприятия витает легчайший намек на изогнутые стены.

— Хозяин сказал, что Аэлиндрах пришел к нам, а мы к нему. Этот хочет спросить, где мы сейчас, в таком случае?

— Царство теней раздвинуло свои границы и включило в себя часть Комморры, большую, чем та, с которой оно обычно взаимодействует, — ответил Беллатонис. — Могу лишь предположить, что Разобщение каким-то образом… высвободило его. Эта область раньше была частью путевых тоннелей, по которым мы двигались, но теперь эта секция поглощена Аэлиндрахом.

— Этот ничего не понимает, — печально сказал Ксагор. — Думал, что Аэлиндрах — место, а не монстр, пожирающий Комморру.

Дымчатое пятно, которое было Беллатонисом, как будто начало уменьшаться, и Ксагор понял, что оно удаляется. Он поспешил следом, пока оно не растаяло во всепоглощающих тенях. Голос Беллатониса продолжал доноситься до него.