Кристи Голден - Долги дьяволов

Рейнор налил себе еще рюмку.

Он был рад, от души рад тому, что сумел провести с матерью несколько минут перед тем, как она умерла. Он от души жалел, что не смог так же встретиться с отцом. Хотя отчасти все же встретился — благодаря той голозаписи. Он снова вспомнил то, что говорил ему отец.

«Я люблю тебя, Джим. Ты мой сын, и я всегда буду тебя любить. Раньше я думал, что смогу еще добавить: «И всегда буду гордиться тобой». Но теперь я такого сказать не могу, не кривя душой».

Джим скривился и опрокинул рюмку.

«Мы тебя любим, но денег твоих принять не можем. Это кровавые деньги, сынок. Мы тебя не этому учили… Помнишь, что я тебе говорил, сынок? Человек сам выбирает, кем ему быть… Ты всегда можешь передумать и стать кем-то другим. Никогда не забывай об этом!»

Слова. Красивые слова.

— Это легче сказать, чем сделать, папа, — тихо произнес Джим.

Прямо сейчас у него все было совсем неплохо. Он это знал. Конечно, существует Дон, но есть еще Скаттер, который рано или поздно напинает Дону задницу — Тайкус, похоже, в этом уверен. Деньги — это хорошо. За деньги можно купить самую лучшую выпивку, женщин и вечеринки, где полно выпивки и женщин… Чем дальше, тем лучше!

Но в обмен на то, что Скаттер поможет им избавиться от Дона — и того, кто натравил на них этого ублюдка, кто бы он ни был, — О’Бенон сделает их своей собственностью. От них останутся не портреты, висящие в музеях, и не надписи на памятниках, а одни только фотки на листовках под шапкой «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Деньги кончатся; женщины бросят; от выпивки останется одно только похмелье. Да уж, чем дальше, тем лучше…

Джиму не хотелось больше думать. Он читал, что истина в вине. И был твердо намерен ее оттуда выудить.

Мертвецкий Порт, Мертвецкая Скала

Тайкус поморгал, проснулся и обнаружил, что на него смотрит Рейнор.

— Как меня задолбало, что меня все время будят! — буркнул Тайкус. Лежащие по обе стороны девочки что-то забормотали.

— Знаю. Меня тоже. Просыпайся. Давай пожрем.

Десять минут спустя они сидели в сомнительной забегаловке и лопали блинчики, полоски жареной скалетятины, яичницу, тосты, джем и черный кофе, такой крепкий, что в нем ложка стояла. Джим был удивлен, сколько тут народу в такой ранний час: просто яблоку негде упасть. Хотя, наверно, в таком месте, как это, не бывает «часов пик» и времени затишья: для здешних дел, законных и незаконных, годится любое время.

— Я смотрю, руку тебе починили.

— Ага. Я проспался и обнаружил, что рука болит зверски. В три часа ночи поперся искать доктора.

— Удивительно еще, что ты не вышел оттуда с новой татуировкой!

Оба ухмыльнулись. Давным-давно, чуть ли не тыщу лет тому назад, «Небесные дьяволы» в полном составе завалились в татуировочный салон, абсолютно никакие, и потребовали изобразить себе герб отряда на разных частях тела. Джим почти не помнил, как это было, так что назвать это «воспоминанием» было сложно. Тем не менее, оно заставило его улыбнуться.

— Ладно, Джимми. Я тебя знаю. Выкладывай. Ты бы не стал отрывать меня от двух теплых девок только ради того, чтобы пожрать блинчиков.

Джим прожевал вышеуказанный блинчик — блинчики тут, кстати, оказались на удивление вкусные, — запил его крепким кофе и кивнул.

— Ты прав. И, поскольку ты меня знаешь, возможно, тебе не понравится то, что я скажу, но ты меня, по крайней мере, поймешь.

Тайкус нахмурился.

— Так, если ты начинаешь разговор в таком духе, мне надо еще кофе. А может, и чего покрепче.

Джим положил вилку.

— Тайкус… Я тут много думал. И я принял решение.

Тайкус смотрел на него выжидающе, не прекращая жевать.

— Я хочу все бросить.

— Блядь, Джимми! — Простонал Тайкус. Но, как и ожидал Джим, он ничуть не удивился. Он положил в рот еще кусок яичницы и огляделся по сторонам с наигранной непринужденностью. И сказал уже тише: — Джимми, это не то, о чем стоит говорить вслух посреди Мертвецкого Порта. Поосторожней с такими разговорами, ты меня понял?

— Понял, — ответил Джим. — Потому мы, собственно, и здесь. Тут нас совсем не так хорошо знают, как в разных барах, игорных притонах и борделях. В местах, от которых меня уже тошнит.

Тайкус уставился на свой недоеденный завтрак, потом отодвинул тарелку.

— Ты не можешь просто взять и «все бросить».

— Могу. И ты тоже можешь. Тайкус, ты же бык, я не могу спокойно видеть, как тебя седлают.

— Ну, если это не какая-нибудь красотка! — ухмыльнулся Тайкус.

Джим и глазом не моргнул.

— Скаттер…

Тайкус сделал жест, означающий «говори тише!». Джим продолжал тише, но с не меньшим пылом:

— Скаттер О’Бенон вдел нам обоим кольцо в нос, а сам для нас пальцем о палец не ударил! Тебе это тоже не по вкусу, я знаю.

Тайкус медленно кивнул.

— Но не можем же мы просто взять и улететь.

— Черт побери, Тайкус…

— Мальчик мой, помолчи и послушай меня, — Тайкус говорил серьезно. — Мы не можем прыгать без парашюта. Нельзя свалить от О’Бенона, не обеспечив себе надежной защиты. Нельзя просто взять и сказать: «Ну что, милейший, спасибо вам большое, но мы предпочтем поработать на кого-нибудь другого». Если мы отсюда уберемся, мы должны иметь возможность убраться отсюда навсегда. Так, чтобы потом не возникло необходимости вернуться. Ты понимаешь, о чем я?

Джим его понимал. Тайкус, как всегда, думал на шаг вперед него. Джим знал, что многие склонны недооценивать Тайкуса Финдли. Они видели, какой он могучий, какой здоровенный, и не видели в нем ничего, кроме горы мышц. Но Тайкус был не только могуч, но еще и весьма ловок. А еще он был чрезвычайно умен. Джим знал, что он и сам не слабак и не дурак, но Тайкус мыслил иначе, под другим углом зрения. Они великолепно дополняли друг друга.

— Ты говоришь так, будто что-то уже знаешь, — заметил Джим, откусывая еще кусок блинчика.

— Я умею слушать, — коротко ответил Тайкус. — Даже когда я занят чем-то другим. А люди много болтают, даже когда они заняты чем-то другим. Скаттеровы ребята — не исключение. Нет, Кадавр и этот его дворецкий умеют держать язык за зубами, но все прочие… Короче, скажем так: Скаттеру должен вот-вот привалить большой-пребольшой куш. Нам бы этого хватило надолго. Очень, очень надолго.

Джим был заинтригован.

— А ты не знаешь, кого мы собираемся грабить? Чьи это деньги?

Тайкус покачал головой.

— Не-а. Да это и неважно. Потому что, в конечном счете, денежки все равно будут наши, и ничьи больше!

Он плутовато ухмыльнулся.

Человек в длинном плаще посадил свой маленький кораблик в Мертвецком Порту. Покинув корабль, он огляделся, смерил единственным глазом местные «власти». Второй глаз был закрыт повязкой. Но в ледяном взгляде единственного глаза, окруженного шрамами, было нечто такое, что заставляло людей отводить свои взгляды. С него взяли положенную сумму, пожелали ему удачи и были очень рады, когда он удалился.