Алексей Кацай - Ад

— Эй, ребята, ребята, — хрипло закричал усатый дежурный, который, подремывая до этого времени, сидел за пультом. — Курить — на улицу. Там перед входом беседка есть.

— Дорогуша, большего огня, чем сегодня ночью, уже не будет, — еще полусонно, но уже принимая иронично-солидный вид, громко пробормотал Алексиевский. Словно и не было его вчерашних оправданий.

Я тоже попробовал сесть:

— Кстати, господин редактор, курить натощак — вредно для здоровья.

— Минздрав предупреждает, что для здоровья вредно находиться на нефтеперерабатывающем заводе во время пожара. Все остальное идет только на пользу, — ответил Алексиевский, но сигареты спрятал, польщенный тем, что его при постороннем назвали редактором.

Он встал и тяжело прошелся, немного подпрыгивая и разминая затекшие ноги.

— Идем покурим… Да и вообще, надо бы положение дел выяснить, а то все на свете тут проспим. Ничего больше не взорвалось? — обратился он к дежурному.

Тот провел ладонью по лицу:

— Ребята заходили. Говорили, что очаг локализовали, но окончательно сбить пламя пока еще не удается. Однако полтавчане, да и наши пожарники, клянутся, что ничего больше не случится.

— Ну-ну! Клялся пьяный поп, что ангела видел, — насмешливо произнес Алексиевский и повернулся ко мне. — Пошли, что ли, Роман? Труба зовет, и танки наши быстры.

Я так же, как перед этим дежурный, провел ладонью по лицу, ощутив замасленную — даже скользит! — кожу. Нащупал царапину с запекшейся на ней кровью и, отняв руку, пошевелил пальцами. Все они тоже были в саже и разобрать то, что творилось на лице, с их помощью было невозможно.

— Где у вас умыться-то можно? — спросил я оператора.

— Из аппаратной выйдете, пройдете возле беседки, про которую я говорил, и через дорогу — желтые двери. Там у нас и душ, и раздевалка.

Жестом поблагодарив рабочего, я побрел за Алексиевским, который, размахивая своим инвалидным портфелем, уже поперся к выходу.

На улице было душно от гари и какого-то нефтехимического благоухания. Небо над зданиями со стороны резервуаров напоминало ободранную кожу. У меня даже лицо снова засаднило, а Алексиевский уже зашел в беседку, провел ладонью по скамье, проверяя ее чистоту, да и бухнулся на нее со всего размаха, снова доставая сигареты.

Я иронично наблюдал за ним:

— Слушай, Иегудиил, а сполоснуться ты не желаешь? После тебя эту скамейку из брандспойта мыть придется. Вместе с тобой, кстати.

Алексиевский махнул рукой:

— Чепуха. Воды я давно уже не боюсь. Даже в своих опусах. А после сегодняшней ночи — и огня. — Он попробовал принять героический вид, но, посмотрев на меня, сник и вдруг стал серьезным. — Ведь чего я боюсь, Роман? Людей. Особенно тех, кто к власти стремится. Кстати, я тут недавно вывел закон Алексиевского, формулируемый следующим образом: сила стремления к власти равна силе изменений в психике, которые прямо пропорциональны силе стремления к власти и обратно пропорциональны силе разума. Вывод Иегудиила Шнеерзона из этого закона: абсолютная власть равна абсолютному безумию.

— Натурфило-о-ософ, — протянул я. — Галилей без башни и Ньютон без яблони. Только, наверное, не обратно разуму, а обратно совести. С соответствующим выводом.

Алексиевский почесал свою обожженную бороду:

— Тут можно подискутировать… Не кажется ли вам, уважаемый Роман Ефимович, что в данном случае прослеживается пропорциональная зависимость вышеприведенного вида между разумом и совестью? Впрочем, это уже имеет привкус мистики, поскольку совесть — категория довольно эфемерная, и ее в руках никто еще не держал. Кроме того, можно иметь разум и не иметь совести. Наоборот не бывает. Таким образом, я делаю вывод о том, что совести как таковой не существует.

Я вымученно вздохнул:

— Алексиевский, я сведу тебя с одной интересной женщиной по имени Лариса Леонидовна, которая иногда совсем не имеет разума, однако совесть всегда при ней. И тогда от твоих логических построений камня на камне не останется. Я уже это прошел. Твое еще впереди.

И я повернулся, бросив через плечо:

— Поразмышляй на досуге. А я пойду смою прах резервуаров со своих ног.

Но Алексиевский остановил меня:

— Подожди. Ты что, думаешь, я в игрушки играю? Ошибаешься. — Он бросил окурок в красную урну, стоявшую рядом. — Теория должна подтверждаться практикой. Не так ли? Вот ты вчера не пожелал меня выслушать и не сообразил того, кому выгодна полоса аварий перед самыми выборами. А что такая полоса прослеживается, ты, наверное, и сам уже убедился. Сначала — сбой электроснабжения по всему городу… Тамара хоть и стерва, но, как мне говорили, на пресс-конференции озвучила верное умозаключение: не могло электричество сразу пропасть и на левом, и на правом берегу Днепра. Запитаны эти две части Гременца все-таки от разных сетей. Что-то здесь не так. Мне кажется, что и Паламаренко как энергетик понимает это.

Кроме мэра, как оказалось, положение дел понимал и бывший редактор «Свободы Плюс».

— Потом, — заскрипел он после короткой паузы, — исчезновение связи по всему городу. Ну, сотовая — это такое. Что-то эфирное, эфемерное и поэтому — ненадежное. А обычная, устаревше-релейная? Может, кто-то под эти события и с ней балуется? Кстати, я узнавал, вчера и телевизоры в городе не работали: твоя Яременко так и не смогла в эфире покрасоваться. Но это — ерунда, потому что — последствия. А не ерунда — пик аварий: пожар этот на нефтеперерабатывающем. Однако здесь наш «кто-то» явно перестарался: что-то не учел с той впадиной, в которую резервуар съехал. Делай выводы, старик. У них совсем крыша поехала. А ты говоришь — совесть, — и Алексиевский презрительно фыркнул.

Мне почему-то вспомнились световые эффекты, с которых начались все эти события. И еще я подумал о том, что во время пломбирования полигона Мельниченко мог находиться на нем. Чем он там занимался?.. Я вздрогнул. Кажется, паранойя Алексиевского становилась заразной, а с этим я согласиться никак не мог и поэтому громко сказал:

— Это все, конечно, убедительно. Для какого-нибудь дешевенького триллера. Но ты предполагаешь присутствие в Гременце такого накала страстей, которое не снилось и древнегреческим трагикам. Проще на мир надо смотреть, Алексиевский, проще. С таким вдохновением и за президентство не борются, а не то что за какой-то средний украинский город. И, кроме того, осуществление твоего сценария предполагает наличие целой диверсионной сети, содержание которой, согласись, не под силу не только удачливому предпринимателю, но и депутату Верховной Рады.

— Не забывай, что этот депутат имеет большие связи в СБУ.

Я развел руками:

— Ну, Алексиевский!.. Я знаю, что ты не любишь КГБ, ФСБ, СБУ, ЦРУ, Моссад и прочие соответствующие учреждения. Но не до такой же степени!