Алексей Кацай - Ад

Вдали все в клубах пыли и прядях серой дымки показалось здание админкорпуса. Одна половинка ворот проходной была сорвана и лежала на земле. Другая болталась на честном слове. Но само здание и действительно почти не пострадало. Лишь чернело выбитыми оконными проемами, покрытыми кое-где декоративными решетками. «Хоть и декоративными, однако крепкими», — подумал я.

Движение вокруг становилось оживленным. Люди бежали навстречу, возились в руинах, обгоняли нас с носилками, на которых лежали истерзанные тела. На втором этаже двое мужиков вывешивали огромную белую простынь с криво нарисованным на ней красным крестом. Над самой дорогой нависла разорванная и огромная (диаметром метра в полтора) труба, из которой тянуло пережженно-мазутным смрадом.

Внезапно потемнело: дуновение ветра погрузило мир в черную пелену удушливого дыма. Моя охрана закашлялась. А я, сдерживая боль в теле, тошноту в горле и потерю сознания, начал действовать чисто автоматически. Ничего не видя перед собой, стараясь не дышать и прикрыв глаза рукой от едких испарений, я насколько мог тихо шагнул в направлении обваленной трубы. К счастью, направление это мне удалось угадать с первой попытки. Что подтвердила и поднятая левая рука, больно ударившаяся об зазубренный край железа. Не обращая внимания на боль, я собрал последние силы, подтянулся и нырнул в трубу, задыхаясь и почти теряя сознание. И уже не моя, а какая-то потусторонняя сила тащила меня вверх по выгнутой, покрытой скользкой грязью плоскости. Дальше, дальше, дальше… Что там впереди — черт его знает, но сзади меня почти наверняка ожидает кирпич по голове. Люди озлоблены, не в себе, возиться со мной не станут…

Сколько времени я провел в железной грязной норе, не знаю. Полчаса?.. Час?.. Два?.. Не помню. Помню только, что ужасно боялся закашляться. И еще то, что мне не хватало воздуха, а пот, смешиваясь с химической грязью, разъедал кожу, и ощущение было такое, что я медленно тону в серной кислоте. А время уже давно утонуло в ней, растворилось, исчезло, и брошенное им пространство медленно скручивалось в металлическую трубу, постепенно расплющивая ею мое тело.

В конце концов я понял, что роль жука-древоточца мне не подходит. Не то амплуа. Загнуться можно и на более свежем воздухе, перед тем хотя бы в последний раз вздохнув полной грудью. И поэтому я осторожно, ногами вперед, пополз назад, надеясь на то, что мой почетный эскорт меня так и не дождался.

Словно грязный угольный мешок, я вывалился из трубы чуть ли не на голову какой-то девчонке, навзрыд рыдающей возле поставленных на землю носилок. На них лежал мужчина, весь живот которого представлял собой месиво крови, обрывков ткани и еще чего-то серо-коричневого. Он не стонал, а лишь тяжело и неровно всхлипывал, даже не шевеля обескровленными губами. А девчонка, сидя на коленях, смотрела бессмысленными глазами на свои растопыренные пальцы и маятником качалась из стороны в сторону. На земле виднелись две неровных, но параллельных полосы: девчушка сама тащила носилки. Не дотащила… Невдалеке, спиной к нам, стоял мужик в милицейской форме. Не то Леня, не то Василий… Впрочем, разницы в этом не было Никакой.

— Спокойно, — захрипел я, ощущая, что пьянею от несвежего, задымленного, но — воздуха. — Спокойно.

Девушка подняла глаза, но так и не увидела меня, вся изошедшись рыданиями.

— Спокойно, — повторил я, пытаясь подняться и снова падая на колени.

Прикоснулся к плечу девчонки. Потряс ее. Она не реагировала. Переполнившись отвращением к самому себе, я размахнулся и влепил ей крепкую пощечину. Она икнула, изумленно уставилась на меня и попробовала что-то сказать. Но я прижал палец к ее губам и прошипел:

— Тс-с-с! Говорю же, спокойно. Бери носилки — потащили дальше. Уже недалеко.

Девчушка быстро-быстро закивала головой, в последний раз всхлипнула, взглянула на свои ладони, избегая смотреть на раненого, и тут же вскочила.

Никогда раньше я не представлял, что человек может быть таким тяжелым: только-только мы подняли носилки, как мне показалось, что сейчас я погружусь в землю, по меньшей мере, по колено. Но ничего — не погрузился. Наоборот, покачиваясь, побрел к заводоуправлению, напрягая руки, покрытые набухшими венами, и пряча опущенное лицо как можно больше между плеч.

Едва мы поравнялись с милиционером, как тот скользнул по нам равнодушно остекленевшим взглядом. И снова отвернулся. Из меня словно воздух выпустили, и я почувствовал, что сейчас упаду. На мое счастье из дома вышло несколько парией, а один из них, внимательно вглядевшись в раненого, ойкнул и подскочил к нам. За ним побежал и второй. А я даже не почувствовал никакого облегчения после того, как они забрали у нас носилки и рысцой побежали с ними к заводоуправлению. Девушка тихо, будто призрак, поплелась следом и, не оборачиваясь, исчезла в черном проеме выбитых дверей. Как и не бывало ее.

Взглянув вверх на кривой красный крест, я понял, что мне тоже кое-что надо сделать в этом временном учреждении, но, подумав, все-таки не рискнул появляться в человеческом водовороте. Довольно с меня хренаций-ситуаций. Надо рвать когти отсюда. И не потому, что я кого-то боюсь, а потому что где-то в разрушенном городе, под слоем кирпича, бетона и арматуры лежит Лялька. Живая и теплая. Хватает ртом пыльный воздух и приглушенно кричит, стараясь ослабевшим голосом пробиться сквозь взбесившиеся камни к своему сумасшедшему Волку. И крик тот становится все тише… тише… тише…

Я так выразительно представил себе эту картину, что даже застонал, упершись лбом в шершавую стену. Голова шла кругом. Перед глазами плыли какие-то зеленоватые пятна. Тошнило. Но нужно было идти. Нужно!.. Я за какое-то неуловимое мгновение успел навсегда возненавидеть это слово, но оно уже выкручивало мои суставы и заставляло передвигаться вдоль стены, вдоль накренившейся бетонной изгороди, к поваленным воротам.

На площади перед ними стояло несколько машин. Впрочем, «стояло» — это было явное преувеличение. Опрокинутая колесами вверх паламаренковская «Таврия» напоминала собой жука, поваленного на спину. Казалось, что она сейчас зашевелит колесами и завертится на месте, пытаясь перевернуться и поползти на поиски хозяина. Впрочем, машина тому была уже совсем ни к чему…

Старенький «УАЗик» своим помятым и уже навсегда курносым носом прислонился к наклоненному бензовозу, а рядом печально замер зеленый автобус с разбитыми стеклами. За ним я увидел запыленный белый микроавтобус. Марки «форд». Он выглядел бы празднично, если бы не побитые фары и не погнутое левое крыло. Дверца со стороны водителя была приоткрыта.

Мне показалось, что я быстро-быстро побежал к нему. Но на самом деле я еле переставлял ноги. Впрочем, до «форда» добрался. И даже успел сесть за руль, громыхнув дверцей. Мне бы сразу сорваться с места, тем более что ключи торчали в панели, но я решил минутку отдохнуть, ощутив уютную и явно не шедшую окружающему бардаку комфортность сидения.