Алексей Кацай - Ад

— Слава богу, что хоть руки у меня уцелели после всех последних похождений. Да и голова, — произнес он, протягивая мне сложенный аппарат, похожий на гибрид детского игрушечного лазера и «китайского» (были такие во времена моего детства) фонарика. Правда, немного большего размера и более солидного, что ли.

Я торжественно взял его в руки. Это уже было нечто похожее на настоящее оружие.

Очевидно, Беловод понял мои мысли, потому что усы у него снова полезли в стороны:

— Как ты понимаешь, лазером мы его зовем просто для удобства. Принцип действия у него совершенно иной. И если ты считаешь, что уже можешь палить из него во все стороны, то глубоко ошибаешься. Ну, разве что ослепишь кого-то ненадолго, если по глазам попадешь. Потому что это — модель с ослабленным питанием. Более мощный аккумулятор ставится вот сюда, — Вячеслав Архипович ткнул пальцем в выступ, напоминающий приклад карабина, — и тогда… Впрочем, что будет «тогда», мы и сами толком не знаем. С живыми объектами не экспериментировали, а с веществом этот тип излучения взаимодействует слабо. Вот с энергетическими полями… Это, наверное, главное, чего не поняли некоторые наши деятели.

Вздохнул он и вздрогнул, будто от внезапного приступа боли.

— Впрочем, этих самых полей энергетических сейчас на Земле-матушке видимо-невидимо! Таким образом… Опасно все это. Впрочем, в данное время ни тебе кто-то, ни ты кому-то особо угрожать не можешь, потому что аккумулятор… Он, кстати, и есть главным нашим изобретением. Этот лазер так — игрушка. До его конструкции при желании любой инженер за неделю додумается… Так вот, аккумулятор — у Дмитрия. Это и есть тот самый красный крестик на плане. Сам Дмитрию приказал его забрать. Думал, так лучше будет.

Беловод немножко помолчал и обратился к Ляльке:

— Лариса, как только найдешь мужа, прикажи ему, чтобы он и документы, и батарею отдал Роману.

Он снова взглянул на меня:

— Надо было это раньше сделать. Но сначала не успел, а потом… Ты уж извини меня, Роман, но от всех этих событий у меня в голове, наверное, короткое замыкание получилось… Потом начал я иметь сомнения относительно тебя…

— И правильные, Вячеслав, ты начал иметь сомнения, — вдруг проскрипело рядом. Мы все даже вздрогнули, а я неосознанным движением выставил ствол лазера вперед.

Прямо на грудь Тамары Митрофановны.

— Вот, вот, видишь? — не моргнула она и глазом. — Ему бы все пулять куда ни попадя. Ума — ни на копейку!

Вот хвороба моя! И откуда ж ты взялась? Как же это мы тебя проглядели?

А Гречаник уже уперлась обвинительным взглядом в Беловода, прижимая к себе какие-то свертки, которые, очевидно, несла ему:

— Или ты совсем из ума выжил — давать этой детворе оружие в руки! Немедленно прикажи отнести его Мельниченку. Он уж знает, как с ним поступить!

— Это у тебя, Тамара, вместе с твоим Мельниченком окончательно шарики за ролики заехали, — устало произнес Беловод. — Детвора эта на порядок умнее нас с тобой вместе взятых. Даже с привлечением интеллектуальных сил всей Верховной Рады.

— Если бы эта детвора была такой умной, — вдруг взвизгнула Гречаник, — мы бы не были в таком дурацком положении! Потому что единственная наша вина состоит в том, что мы в свое время им и свободу, и власть отдали, которую, кстати, именно мы с тобой отвоевали. А они всю страну напрочь развалили!.. Но теперь — не-е-ет!

Беловод даже глаза вытаращил:

— А это к чему?

— Гондурас в огне, все — на баррикады, — тихо, но выразительно произнесла Лялька.

Я думал, что Тамара, услыхав ее, взорвется сильнее извержения кремняка или лучевого удара тарелки, но она лишь обожгла Ларису разъяренно-презрительным взглядом.

— Все! Хватит! Вячеслав, я иду к Мельниченку, и ты сам передашь ему все свое железо. А пока на — питайся! — и она бросила свои разноцветные свертки на край кровати, едва не попав ими по съежившейся Лианне, которая все время тихонечко сидела там и о которой мы совершенно забыли.

— Больно, как больно, — вдруг проскрипела девушка каким-то бесполым голосом, напоминающим скрип гравия под колесами автомобиля. — Больно. Многие из нас гибнут… Гибнут без толку… Откуда здесь враги наши?.. Их же не должно тут быть… Но они здесь… Кто позвал их? Кто позвал нас? Планета еще не готова. Еще влажно и холодно на поверхности… Еще не разогрета она орудиями нашими… Для чего мы оставили наши дома? Чтобы гибнуть… Рано, очень рано… Ведь те, которых мы создали, наши орудия, наша надежда, еще не подготовили планету… Еще мало взрывов, еще мало трещин, еще мало шахт и туннелей… Мало землетрясений и извержений вулканов… Еще рано… Кто позвал нас? Почему так медленны орудия наши? Почему они направлены против нас, своих творцов? Кто их направляет?.. Вот там, там, собираются вместе… Готовятся уничтожать нас… Зовут врагов наших… Не дадим… Не дадим… Еще рано, но мы уже здесь…

Остолбенев, мы вслушивались в глухие звуки непонятных фраз, словно доносящихся к нам из какого-то далекого, пронизанного шевелением глыб, сталактитов и сталагмитов подземелья. Не знаю, как у кого, но мне показалось, что у меня зашевелились волосы.

Первой пришла в себя Лялька. Она осторожно помахала рукой перед глазами съежившейся Лианны, но та даже не шевельнулась. Тогда я, не выпуская лазера из правой руки, левой потряс девушку за плечо. Она вздрогнула, бессмысленно хлопнула глазами и вскочила на ноги, так и не отпустив прижатый к груди портфель Алексиевского.

За ту минуту тишины, когда мы молча смотрели на нее, выражение глаз Лианны приняло осмысленный вид.

— Михай, — прошелестела она, и я с облегчением отметил, что ее голос стал голосом обычной, немного испуганной девушки, — Михай, ты знаешь, где я была? Там, где все красно и раскалено до желтизны. Там, где вязко и жарко. Там, где на тебя давят все океаны и все материки этой планеты… Но… Но мне там было почему-то уютно, очень уютно. И спокойно… Словно я замерла на тысячелетия в теплом прозрачном янтаре, как древнее насекомое. И я была не одна. Нас было много. А потом мы все начали подниматься вверх, надеясь на что-то. Но вместо этих надежд нас ожидали враги и холодная смерть. И сейчас ждут, и сейчас, — вдруг затрясло ее. — Там!.. Там! На углу проспекта 50-летия Октябрьской Революции и проезда Гетмана Сагайдачного.

Такой точный адрес какого-то абсурда окончательно вывел нас из состояния оцепенения.

— Тьфу! — сплюнула Гречаник. — С ума здесь все посходили. Нет, сейчас я все-таки позову Григория Артемовича, пусть он с вами разберется.

И она, спотыкаясь о неподвижные тела людей, лежащих на полу, двинулась к выходу.

— Тамара… — слабо было выкрикнул Беловод, но сразу же замолчал и лишь растерянно махнул рукой.