Владимир Куницын - Личный враг князя Данилова

— Цыц, лахудра!

Грозный окрик не произвел на продолжающую голосить собачонку никакого впечатления.

— Ах ты отродье чертово! — Дед сдернул с жерди короткий сапожок и резко кинул. Глухой удар по доскам забора словно выключил лай, поджав хвост, четвероногий охранник ретировался под крыльцо.

В доме проглядывалось отсутствие женской руки. Хоть пол и выглядел подметенным, но разбросанные вещи сразу бросались в глаза. Дед усадил гостей в горнице и, взглянув на вымазанную засохшей кровью гимнастерку Каранелли, спросил:

— Ранен?

— Царапина. Машину нашу на тракте немцы из танка подбили.

— Немцы на большаке?

— Да, на Смоленск пошла колонна, — вмешался Данилов.

— Вот как? — Дед замолчал, раздумывая. — В Красном-то стрельбу слышал, самолеты бомбили, но что на Смоленск немец попер, и подумать не мог. Что же вы, солдатики, остановить немчуру-то не можете?

— Нам бы попить, отец, — Каранелли попытался перевести разговор на другую тему.

— Сейчас, сынки, и поесть, и попить, все будет. Солдата, хоть он и отступает, все одно, кормить надо.

На столе появился хлеб, следом за ним картошка, лук зеленый, огурцы, сало. Потом большая бутыль с бледно-мутной жидкостью, заткнутая свернутой бумагой, и три стеклянных бокала странной формы, которые дед назвал стаканами.

Пока хозяин резал хлеб и сало, Николай почувствовал, что слюна, заполнила рот. Не удивительно, солнце уже клонилось к горизонту. День проскочил незаметно.

— Ну что же, солдатики, давайте за знакомство! — Хозяин разлил жидкость по стаканам. — Зовут меня дед Василий. А вы кто будете?

— Я Лев Каранеев, Лева. А это — князь Данилов, Николай Тимофеевич.

— Веселый ты парень, — хохотнул дед Василий, — ладно, поехали!

Лихо, будто кавалерист старой закваски, дед опрокинул содержимое стакана в рот. Тыльная сторона ладони прошлась по длинным, слегка закрученным усам, таким же белым, как и шевелюра. В довершение хозяин негромко крякнул и со стуком поставил посудину на стол.

Переглянувшись, Данилов и Каранелли решили не отставать, чтобы не вызывать подозрений. Синхронно оба, несмотря на неприятный запах, влили в себя жидкость.

Позже Николай не раз удивлялся, — почему он остался жив. Провалившееся в глотку пойло встало колом, обжигая гортань. Несколько капель просочились в ноздри. Ощущение было такое, словно он мгновенно разжевал пару горьких красных перцев и в дополнение положил на язык ложку ядреной горчицы. Дыхание перехватило, и все попытки протолкнуть в легкие воздух заканчивались неудачей. У Данилова уже начало темнеть в глазах, когда, наконец, мощно откашлявшись, удалось вдохнуть, неглубоко, но достаточно, чтобы не умереть на месте. Потом еще и еще.

Темнота в глазах отступала, и Николай начал воспринимать происходящее вокруг. Напротив, часто и по-прежнему синхронно, хватал воздух широко раскрытым ртом Каранелли. Выпученные глаза и лицо цвета молодой свеклы делали его слабо узнаваемым. Слева спокойно сидел дед и задумчиво жевал стрелку лука, не обращая внимания на гостей.

— Ядреный у меня самогон, — медленно, отстраненно глядя в пространство, негромко проговорил хозяин, — с непривычки до печенки забирает.

Видимо, не первый раз ему приходилось видеть реакцию на угощение. Заметив, что гости понемногу приходят в себя, он заговорил, подвигая тарелки:

— Закусывайте, ребята, закусывайте! Еда на войне первое дело!

Дед аппетитно захрустел огурцом, и, увидев, что к нему присоединились гости, добавил:

— Вот вы, ребята, шутки шутите, а я взаправду вместе с князьями служил.

— Не может быть! — среагировал Каранелли, мгновенно понявший, что хозяину хочется поговорить. Нужно только поддакивать, и информация польется рекой. Может, удастся понять, что же здесь странного, — служить в одном полку с князьями?

— А вот и может! Десять лет, с девятьсот седьмого года в лейб-драгунском Московском полку!

Данилов замер. Если сейчас, после стакана самогона, его и можно было еще чем-нибудь пронять, то только этим сообщением. Изо всех сил он пытался уложить в начинающей хмелеть голове следующее. Давным-давно этот старик служил в Московском драгунском полку. Николай тоже. В этом же полку, еще месяц назад. Но на сто лет раньше! Сложная мысль, которую никак не удавалось ухватить за хвост, прорвалась наружу одним-единственным словом.

— Драгунском, — механически поправил Данилов хозяина, не прерывая размышлений.

— В первом лейб-драгунском Московском Императора Петра Великого полку! — возвысив голос, торжественно произнес дед, поднимаясь из-за стола. — Десять лет, как один день! Подпрапорщик второго эскадрона! В Первую мировую на северном фронте к Георгию представлен…

Он ушел за занавеску, делящую горницу на две неравные части, и быстро вернулся. В руках хозяин нес изогнутую шашку в черных ножнах, на первый взгляд точно такую, какими вооружали казаков Платова.

— Вот оно, настоящее оружие! Чтобы таким воевать — долго учиться надо! Вам не понять. Сейчас всё больше бомбы кидают, да на танках ездят. Или вот, — старик кивнул в сторону поставленного Луи в угол ружья с круглым диском, — из автоматов строчат.

— Так автомат оружие тоже хорошее, — осторожно вставил Каранелли.

— А когда патроны кончатся? И что ты тогда против шашки?

— Тогда, конечно, — поспешил согласиться Луи.

— Но шашка, я вам скажу, сынки, она руку требует. Твердую и заботливую. Тогда и будет послушна. Я вам сейчас покажу. Айда во двор!

Выходя на улицу, Луи наклонился к уху Данилова и негромко сказал:

— Запомнил? Автомат, патроны, стакан, самогон.

С удивлением Николай, у которого от жуткого напитка уже начинало шуметь в голове, отметил, что француз, в первую очередь, занят не едой и питьем.

На улице солнце уже коснулось деревьев, но ночь не спешила вступать в свои права. До нее еще было несколько часов длинных летних сумерек. Со стороны Красного, если внимательно прислушаться, по-прежнему раздавались далекие разрывы.

Дед Василий уверенным движением вытащил шашку из ножен, клинок ярко блеснул в луче заходящего солнца. Сорванный с грядки огурец занял место между досками штакетника, выступая на два вершка вверх.

— Смотрите, сынки, что шашкой делать можно, если ее не только на парадах носить.

Старик буквально преобразился. Стойка на упругих ногах, уверенная твердость движений, решительный взгляд чуть прищуренных глаз. Данилов видел это неоднократно, в эскадроне служило немало пожилых унтер-офицеров. И никогда он не переставал удивляться, видя, как мгновенно скидывает года взятое в руки оружие. Талисман вечной мужской молодости.

Стремительно двигаясь по узкой дорожке между грядок, сымитировав отражение нескольких атак справа и слева, бывший подпрапорщик приблизился к забору и точным размашистым ударом смахнул половину торчащей части огурца. Глаза сияли, легко наклонившись, дед поднял срезанную верхушку огурца.