Владимир Куницын - Личный враг князя Данилова

Длинного июльского дня явно не хватало, чтобы переделать все намеченное с утра. Но через трое суток на поляне основной базы появилась землянка в два наката и небольшой погреб. Ежедневные рейды по деревням позволяли пополнять запасы. Умение Лемешева разговаривать с людьми очень помогало. Теперь отряд располагал лопатами, пилами, топорами, молотками, солидным запасом гвоздей. Одежды тоже хватало, — почти в каждой избе она осталась от ушедших на фронт мужчин. В тайник у проселка перетащили железо из пустующей МТС: болты, гайки, шурупы.

Обычно к вечеру у Лемешева начинали болеть челюсти. Он не мог вспомнить, чтобы ему когда-нибудь приходилось столько говорить — во время работы, по дороге от базы до деревни, перед сном, рано утром. Майор рассказывал про государство и политику партии, гидроэлектростанции и заводы, про колхозы и ликбезы, про двигатели внутреннего сгорания и построенных на их основе механизмах, про основные события в мире и в России за последнюю сотню лет, и почему она теперь называется Советским Союзом. И конечно же очень много говорили об оружии. Данилов хорошо воспринимал новую информацию, но по-настоящему удивлял Лемешева француз.

— Иногда ты меня просто пугаешь, Артист. Усваиваешь все, как будто у тебя не одна голова. Ловишь на лету.

— Не совсем так. Мне самому это кажется странным, но вы так мало сделали в изобретении оружия. Нарезные стволы для точности стрельбы известны уже лет двести. Оптический прицел, про который ты с таким воодушевлением рассказывал, я применял регулярно.

— Что? — вмешался Николай. — Где это тебе приходилось применять оптические прицелы?

— Например, на Аустерлицком поле. Кстати, очень удачно.

— Где?

— Сначала ранил Кутузова…

— В щеку?

— Да.

— А потом расстреливал посыльных на дороге от Праценских высот до Сокольница? — молнией сверкнула догадка.

— Да.

Николай замолчал. Перед внутренним взором как живой встал майор Вяземский, отчаянный кавалергард, с которым он дрался бок о бок полдня. И столь нелепо погибший на плотине от шального ядра.

Каранелли выждал несколько секунд и вернулся к разговору с Лемешевым.

— Внутри патронов у вас по-прежнему порох. О том, что нарезные стволы появятся и в артиллерии, догадаться мог любой лейтенант. Ядра у нас тоже разрывались, разбрасывая осколки. Гранаты точно так же бросать надо, только фитиль сам поджигается. Конечно, сила разрывных боеприпасов сильно увеличилась, и скорость перезарядки возросла. Но механизм-то несложный. Поэтому мне не трудно с вашим оружием разобраться.

— А ты знаешь, что промахнулся? — вдруг проговорил думающий о своем Данилов.

— Что промахнулся? — две пары глаз недоуменно смотрели на Николая.

— Артист, ты знаешь, что один посыльный доскакал до Сокольница?

— Да, — немного помолчав, ответил Луи, — в него стреляли трижды — дважды Фико и я. Он оказался необычайно удачлив, ни одна пуля не задела его.

— Задела — его ранили в ухо.

— Откуда ты знаешь?

— Он полдня воевал в моей роте. После того как привез приказ об отступлении. К сожалению, поздно.

— Да если бы его доставили вовремя, то неизвестно, чем бы закончилось сражение.

— Так, значит, ты нашел самое слабое место в нашей обороне и нанес туда удар?

— Не я, Набулио.

— Кто? — переспросил напряженно следящий за диалогом Лемешев.

— Так в нашей семье называли императора Наполеона Бонапарта, — пояснил Каранелли.

— Вот как? Боюсь, ребята, что скоро вам придется рассказывать не меньше, чем мне. Если после войны я решу вернуться к истории, то сразу стану академиком.

Олег поднялся и пошел в лес, чтобы принести веток для теряющего силу костра.

— Он думает о том, чем будет заниматься, когда закончится война, — кивнул ему вслед Николай, — а нам что там делать? Там, в мирной жизни? Тоже в лесу сидеть?

— Не тужи, подполковник Данилов, — понизив голос, произнес Луи, — была бы жизнь, а место в ней найдется. Будем ездить по сельским клубам… как это говорил Сокол?.. лекторами от общества «Знание». Представляешь афишу: «Сегодня в клубе лекция „Война 1812 года“. Читают участники Бородинского сражения».

— С титулами и званиями! — усмехнулся в ответ Николай.

— Обязательно! Или еще вот: «Тактические особенности Аустерлицкого сражения». Расскажем историю с перехватом посыльных — я про то, как выбирали позицию, какое оружие использовали, ты — про того везучего офицера, что прорвался к Буксгевдену.

— Он оказался недостаточно удачливым. Может, к ночи вся закончилась? Его убило шальное ядро.

Данилов говорил с каким-то странным чувством, словно все произошедшее в тот декабрьский день тысяча восемьсот пятого года никогда не существовало в реальности. Князь вдруг понял, что, хотя после той схватки с Каранелли на поляне он прожил только неделю, пусть и вместившую столько невероятных событий, вся его предыдущая жизнь стала далекой историей. Сменились цари и императоры, вожди наций и лидеры государств. Изменились народы, перетасовывалась карта Европы, сдала позиции религия. В глубине времен остались подвиги и преступления. Закончились сроки пожизненных наказаний. И давно уже неподсуден, даже на личном суде подполковника Данилова, дивизионный генерал Луи Каранелли, тщательно выцеливавший на аустерлицком поле графа Вяземского. Отчаянного кавалергарда за полдня ставшего братом.

— Нет ничего обидней на войне, чем шальное ядро или пуля.

Это верно. Француз, несомненно, прав. И еще он прав в другом — была бы жизнь…

Немцы не появлялись все эти дни. Ударные дивизии Гудериана ушли на Смоленск, где и завязли, не в состоянии форсировать Днепр. Тыловые части только подтягивались, и им пока было не до мелких сел, расположенных в стороне от основных дорог.

Маленькая деревушка, почти заползшая в лес, стояла в середине проселочной дороги, идущей от Красного к Днепру, и носила забавное название — Бежели. Всего десяток изб. Крайняя, покосившийся забор которой отхватывал несколько метров у елового леса, иногда использовалась для ночлега офицерами. В избе жила старуха, если пятидесятишестилетнюю Клавдию Ивановну можно считать таковой, и ее пятнадцатилетняя внучка Нина — худая смешливая девчонка с большими голубыми глазами. Офицеры ночевали в стогу около самого забора. Прямо из него можно незаметно уползти в молодой ельник. Именно это обстоятельство больше всего нравилось Каранелли. Недалеко находилась большая поляна, где обычно оставляли лошадей. Дальше, приблизительно в километре, располагался большой тайник, в котором ничего, кроме железа, взятого с МТС, не было.

Утром большой, крытый брезентом грузовик в сопровождении двух мотоциклов, поднимая пыль, въехал в деревеньку со стороны Красного. Полтора десятка солдат выпрыгнули из кузова, и по команде вылезшего из кабины лейтенанта разбились на группы. Быстро и организованно они шли по дворам, осматривая подворья, избы, постройки. Ничего опасного фашисты не обнаружили и, настороженные сначала, быстро расслабились. Громкие гортанные крики, резкий смех понеслись над деревней.