Павел Буркин - Краденая победа

Толпа, вначале растерявшаяся от наглости темесца, оправилась от изумления. К звездному небу поднимался возмущенный ропот, люди придвинулись на шаг, потом еще на шаг, и еще… Миг Фанцетти еще колебался, не стоит ли отступить. «Никогда темесец не отступит перед этими дикарями!» — решил он и скомандовал:

— Залпом, пли! — когда-то он был сержантом темесской армии, и умел выбрать момент лучше, чем особы сугубо духовные.

На барельефах заплясали отблески пламени, вырвавшегося из дул мушкетов. Ночную тишину и негромкие звуки песнопений, доносившиеся из храма, разорвал грохот выстрелов. Кто-то рухнул мешком, кто-то вцепился в стену храма и теперь медленно сползал по ним, окрашивая кровью выбитые в камне древние письмена.

— Пли! — командует второй залп уже лейтенант Монтини. И снова — грохот выстрелов, взблески пламени, каменное крошево от разбитых барельефов и обломки священных ворот. Выстрелив, первый ряд мушкетеров опустился на колено, позволяя второму ряду стрелять через голову. Выстрелив, мушкетеры второго ряда опустились на колено, торопливо перезаряжая оружие. Когда выстрелит и третье отделение, первое будет уже готово. Конечно, куда страшнее был бы одновременный залп всех сорока мушкетов, но тогда толпа смогла бы растерзать взвод, пока мушкетеры перезаряжают оружие. Фанцетти и Монтини предпочли не рисковать.

Только тут толпа, наконец, осознала, что кощунство — стрельба на пороге храма богини-покровительницы города — не кошмарный сон, а реальность. Оцепенение сменилось всеобщей паникой, над площадью повисли стоны, крики, проклятия. Какая-то крупная женщина в яркой талхе бросила наземь металлический кувшин, вырвала из-под ног увесистый булыжник, бросила его в каре… и отлетела назад, когда сразу несколько крупных пуль ударили в грудь. Бросок оказался удачным: один из мушкетеров осел в пыль, зажимая руками лицо, между пальцев потянулись темные в свете факелов ручейки.

Пули вновь и вновь хлестали по толпе, горожане разбегались в разные стороны. Кто-то пытался скрыться в воротах храма, там образовалась давка, на упавших напирали и напирали. Их пришпоривала бушующая на площади смерть, но, наверное, больше, чем полегло от пуль, было затоптано в давке.

— Монтини, арестуйте этих двоих! — приказал Фанцетти. — Похоже, они скрылись в храме.

— Но мы в сапогах, а они там обувь…

— Нам плевать на их дурацкие суеверия, понял? — ощерился Фанцетти. — Выполняйте. Обыщите храм. Если кто окажет сопротивление…

— Да, монсеньор, но договор…

— А это уж тем более не ваша забота, лейтенант, — отозвался магистр. — Конечно, это нарушение договора, но, во-первых, их попытки спора тоже можно так истолковать, а во-вторых, даже если возмутятся, поделать ничего не смогут. Сила всегда права.

— Есть, монсеньор!

Солдаты двинулись к богато изукрашенным воротам.

— Сюда иноверцам нельзя! — поднялся с колен жрец. Пуля попала ему в плечо, раздробила ключицу, на морщинистом лице отразилось страдание. Но перспектива увидеть осквернение своего храма заставила жреца превозмочь адскую боль и подняться с окровавленных ступеней. — Богиня покарает вас!

Фанцетти вырвал из-за пояса здоровенный черный пистоль. Здесь, в Джайсалмере, без заряженного оружия ходить он не решался. Не торопясь навел его на лицо старика и плавно нажал на курок. Грохот, всплеск пламени из ствола — и лицо старика исчезло в красноватом облаке.

— Надеюсь, я увижу кончину последнего идолопоклонника, — усмехнулся Фанцетти, глядя, как солдаты, пинками и прикладами пробивая путь в толпе, врываются внутрь.

Пратапа спас боевой опыт, помноженный на острую ненависть к северянам и предчувствие подобного. За исчезающе-малые доли мгновения он успел свалить жену наземь, накрыл ее собой и постарался вжаться в уличную пыль как раз когда над головой пронеслась смерть. Перекатившись, таща жену за руку, он вскочил и вломился в толпу. По горожанам стегнул второй залп, кто-то рядом захрипел и осел в окровавленную пыль, зажимая рану, грязно-белое дхоти на глазах темнеет, набухая кровью.

Пратап вырвал из кобуры на поясе пистоль. Торопливо зарядил («Хорошо, что не оставил дома, — подумал он. — Хоть за жреца расквитаюсь»), поднялся, прицелился, насколько это было возможно в толпе. Он хотел выстрелить в чужеземного священника, обернувшегося убийцей и святотатцем, но увидел, что в него самого целится высокий рыжеволосый мушкетер темесской армии с сержантскими нашивками. Для пистоля расстояние великовато, но выбирать не приходится. Нужно хоть как-то отплатить чужеземцам за бойню. Уж если неведомая женщина решилась, уклоняться от боя воину — позор. Во дворец вернуться они еще успеют, несколько минут ничего не решат.

Выстрел грохнул за миг до того, как темесец успел нажать на курок. Пистоль дернулся, будто хотел вырваться из руки и сбежать из бойни, из шеи сержанта вырвался, попав прямо в глаза соседнему солдату, целый фонтан крови: пуля перебила сонную артерию. Сержант осел в пыль, мелко и жутко суча ногами в начищенных сапогах. Отчаянно завизжала Амрита… Солдат нажал на курок прежде, чем успел вытереть заливающую глаза кровь, пуля ударила в стену. Брызнуло каменное крошево от разбитого барельефа.

Остальные темесцы поняли, где главная угроза, Пратапу показалось, что все мушкеты смотрят в лицо. Он метнулся в сторону, сбив пожилого толстяка, и пули взметнули фонтаны пыли там, где он только что стоял. Срикошетив от булыжника, одна из пуль попала толстяку в живот, и он жутко завыл, рухнув в грязь. Его крик вскоре утонул в поднявшемся адском гвалте.

Пратап бежал зигзагами, как учили, и пули вражеских мушкетов бессильно свистели то справа, то слева. Задыхаясь, сбивая ноги о булыжники, вцепившись ему в руку, бежала жена, ее подстегивал ужас. Впервые в жизни она услышала, как грохочут мушкеты и свистят над головой пули. Сзади нарастал топот темесских сапог. «По крайней мере, в храм они не пойдут» — подумал воин, спеша свернуть в крошечный пыльный переулок. Если не сунутся сразу же (а не должны бы, если тут десяток парней хотя бы с луками, им мало не покажется), будет время приготовиться. Он торопливо перезаряжал пистоль, забивал порох и увесистую свинцовую пулю, способную пробить любой щит, не говоря уж о шлемах и кольчугах. Но темесцы, видимо, тоже соображали, что к чему. Почти сразу же сзади раздался топот. «Не успеть».

— Видела, как я заряжаю? — спросил жену Пратап. — Заряжай.

«Вот и гости дорогие». Рванув из ножен тальвар, Пратап двинулся навстречу северянам. Сталь изогнутого лезвия сверкнула в звездном свете. Один из темесцев поторопился, выстрелил в темную щель меж обшарпанными стенами домов, но пуля даже не зацепила Пратапа. Миг спустя он вихрем вырвался из-за угла и с размаху опустил тальвар на голову одного из солдат, одновременно увернувшись от шпаги второго. Граненый клинок распорол полу форменного халата, даже не зацепив Пратапа. Короткий взблеск стали, свист рассекаемого воздуха, звон столкнувшихся лезвий. Тальвар намного массивнее, но и прочнее темесской шпаги, зато той умелый воин орудует куда быстрее. Нужно кончать с ним побыстрее, пока на звон стали не примчались остальные. Замах, показной выпад, проворот… и стремительный удар кинжалом под ребра. Это вам не поединок, чтобы спастись от северян и спасти жену, хороши все средства.