Павел Буркин - Краденая победа

Похоже, темесец понял маневр — наверное, и сам не раз так проделывал. Кого попало охранять миссионера не поставят, да и не наймут служить в Аркоте. Он успел по-кошачьи извернуться, уходя от неминуемой гибели, и клинок стражника лишь скользнул по ребрам, оставив длинный кровавый росчерк. Решив не испытывать судьбу, сражаясь один на один, темесец выскользнул из тупичка, оставив Пратапа одного, но судьба распорядилась иначе. Поскользнувшись на текущих по улочке помоях, темесец упал. Пратапу понадобился всего один удар.

Молодой стражник наклонился, готовясь, в случае чего, безжалостно добить темесца. Но северянину вполне хватило: на совесть откованный тальвар ударил под основание каски и почти отделил голову от туловища. Кровь щедро текла наземь, сухая пыль впитывала ее, как губка, будто пила и не могла насытиться. Стараясь не испачкаться в крови, Пратап приподнял тело и выдернул из-под него мушкет, сорвал с пояса патронташ и пороховницу. Теперь у него было оружие, с которым можно воевать, и вдосталь пуль и пороха. Впрочем, он не обольщался: с целым взводом опытных вояк в одиночку не справиться, а городская стража в лучшем случае не вмешается. А могут решить, что голова не в меру ретивого вояки стоит дешевле международного скандала и новой войны. Что с ним сделают темесцы, Пратап не знал, но проверять на своей шкуре не хотелось.

Тянулось время, Пратап терпеливо ждал, темесцы на улице не решались штурмовать. Амрита успела зарядить пистоль и, отдав его Пратапу, отправилась посмотреть, куда ведет переулок. Пратап уже прикидывал, не отправиться ли вслед за женой, когда одному из темесцев, видимо, наскучило ждать. Помня, что у противника тальвар, темесец обмотал руку плащом (если нет щита, помогает) и осторожно двинулся вглубь переулка. Сзади его страховали двое северян с мушкетами.

Пратап высунулся из-за угла совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы грохнул один из мушкетов. Брызнула облачком пыли саманная стена: пуля прошила угол и пронеслась над самой головой воина. «А стену-то пробивает! Надо бы чуть отодвинуться…» Он вжался спиной в пыльную стену, нацелив мушкет туда, где должен появиться противник.

Темесцы тоже поняли, что стена не столь прочна, как кажется. Гулко громыхнули сразу несколько выстрелов, потом еще залп, затем уже не так стройно в стену впились еще несколько пуль. Саманная кладка дрогнула, из стены выстрелили фонтанчики пыли, будто по волшебству, в ней появились дырки, в некоторые можно засунуть палец. Пратапу оставалось лишь вжиматься в обшарпанную стену и молить всех Богов разом, а особенно победителя демонов Аргхелаи, чтобы темесцы и дальше стреляли по углу, не пытаясь целить правее. Пули дырявили и дырявили спекшуюся глину, с визгом уносились во тьму переулка, рвали крытые пальмовыми листьями крыши… Темесцы явно не видели его — и вполне допускали, что он проник в один из домов и спрятался под крышу.

— Думаешь, он готов? — расслышал юноша слова за углом. Еще с войны он знал темесский язык — нельзя сказать, чтобы так уж хорошо, но понять, о чем говорят, мог. — Джованни тоже так думал…

— Видишь, как стену истыкало, как он мог там уцелеть? Клянусь задницей святого Сиагрия, конец ему…

— Мужики, постреляйте еще. Чуть правее, где дырок нет…

— Не трусь, Гафур — труп он уже… Давай, а то скажу капитану, он из жалования вычтет!

Словно ощупывая шпагой пространство перед собой, Гафур — здоровенный чернобородый пуладж (если б не светлая кожа, вполне сошел бы за местного) в форменном темесском камзоле и кирасе — шагнул за угол. Его голова оказалась как раз на линии прицеливания мушкета, всего в полутора локтях от обреза ствола. Он еще успел повернуть голову и встретиться взглядом с Пратапом. Больше не успел ничего. Узкую щель меж двух саманных стен, недостойную называться даже переулком, затянуло пороховым дымом, в ночной мгле пламя, вырвавшееся из ствола, показалось Пратапу ослепительным, а от грохота взвились в воздух обитающие на крышах вороны. Жители тоже проснулись, но они лишь проверили, прочно ли заперты засовы, и легли на пол, стараясь не дышать.

Ослепленный вспышкой, Пратап не сразу обрел способность видеть. А когда прозрел, понял: есть случаи, когда лучше оставаться слепым. Увесистая мушкетная пуля, ударившая почти в упор, с легкостью дважды пробила каску, сорвала ее и швырнула в пыль. Голове повезло меньше — снесло, считай, всю верхнюю половину, будто смахнул ударом огромного тальвара какой-то богатырь. В ответ из-за угла снова загрохотали выстрелы, на этот раз мушкетеры сообразили, что бить надо правее. Юноше пришлось залечь (а ведь еще не так давно это считалось недостойным воина — но война быстро расставила все по местам), на голову сыпалась глина, какие-то прутья, обрывки высохших пальмовых листьев с крыши. Пратап ползком подобрался к углу, на миг высунулся и навскидку, не целясь, выстрелил. Облако кислого порохового дыма затянуло улицу, но там, ближе к главной улице, раздался негромкий вскрик. «Ну, надо же! — подумал он. — Попал-таки! Слава Аргхелаи!»

Воцарилась тишина. Потеряв троих, преследователи малость призадумались: наверное, решили, что им противостоит не меньше отделения с мушкетами. Будь у Пратапа вдосталь боеприпасов, а главное, не будь с ним жены, наверное, имело бы смысл продержаться еще какое-то время, а уж в лабиринте немощеных, кривых и темных переулков он бы положил хоть весь взвод, а сам ушел бы живым. Сейчас, увы, за сожженные деревни и превращенные в пустыни поля не отомстить. Важнее увести жену… и позволить ей выполнить поручение госпожи.

— Осмотри улицу — узнай, куда она ведет…

Бледность пробилась даже сквозь природную смуглость, губа жены закушена — последствия мушкетного выстрела Амрита увидела слишком хорошо. Но до жены дошло на удивление быстро: еще бы, все-таки женщина из воинской касты, с гордостью подумал Пратап. Амрита вскочила и, пользуясь затишьем, скрылась в глубине переулка.

Теперь надо продержаться, пока она не найдет выход. Пратап наскоро осмотрел боеприпас и едва не застонал от обиды. Трофейный патронташ был полон, а вот пороха в пороховнице… Хорошо, если хватит на пяток выстрелов. Еще немного пороха есть в его пороховнице — но мушкету его требуется больше, чем пистолю. Еще выстрелов десять, и все. Потом останется надеяться только на тальвар и кинжал — не густо, если помнить, что против него сорок мушкетов, а их обладатели настроены более чем решительно. Еще бы: какой-то вояка из дворцовой стражи, которую они и воспринимать всерьез перестали, уже положил троих, и еще парочку ранил. «Сволочь, не мог перед выходом в город проверить пороховницу?» — мысленно отругал Пратап покойного темесца.