Павел Буркин - Краденая победа

— Ага. Если кто-то снабдит нас крыльями и научит летать.

Какое-то время шли молча. Выбравшись из лабиринта кривых, не мощенных, будто в сильном подпитии петляющих улочек, трое шагали по дороге, ведущей вверх по склону. Личико Лачи выражало любопытство, она вертела головой, то рассматривая башни на скалах, то любуясь медленно уплывающим вниз городом, то задирая голову кверху. Здесь роли поменялись: теперь она была чужой, всецело зависящей от случайных спутников. Ее мир остался внизу. Пыльная буря окончательно стихла, бархатистое небо заполонили крупные, какие бывают только в Аркоте, звезды, оно расстилалось над городом необозримым куполом, у самого горизонта сверкала большая, еще оранжевая луна. Завтра будет полнолуние.

Завороженная открывшейся красотой, Лачи замерла, приоткрыв накрашенный рот, забыв даже о том, что один из последних порывов ветра сорвал с головы чунри, открыв черные, как смоль, густые волосы. Толстая коса со вплетенными в нее золотыми нитями спускается до пояса, в ушах позвякивают массивные золотые серьги. Пратапу пришлось напомнить, что они не на прогулке, и по следам, вполне возможно, идут темесские псы, а с непокрытой головой во дворце появляться не стоит. Поняв намек, Амрита пожертвовала запасное покрывало. Юная женщина ойкнула, унизанная браслетами смуглая рука водрузила покрывало на место.

— Простите меня, никогда тут не была. Тут так красиво… Только красота эта не для всех.

Поднимались молча. Джайсалмерская крепость возвышается над городом на добрых сто копий, кольцо стен венчает скалу, словно корона, обе женщины нешуточно запыхались, пока взбирались наверх. Пратап, хотя приходилось поддерживать жену и тащить на плече тяжеленный мушкет, а на поясе тальвар — нет. На войне доводилось отмахивать концы и побольше, взбираться на скалы и покруче. Чего не сделаешь, чтобы испортить жизнь фарангам…

Когда до закрытых ворот осталось совсем чуть-чуть, Пратап решительно свернул на едва заметную каменистую тропку, лепящуюся к обрыву.

— Ворота ночью закрыты, — пояснил он Лачи. — Но есть боковая калитка, там стоят мои друзья. Передохнешь у меня в гостях, получишь награду — а утром выйдешь через них.

— Все вы о награде, да о награде, — надула губки Лачи. — Может быть, мне главная награда — фарангам нагадить.

— Может быть, — согласился Пратап. — Но, помогая нам, ты оказала услугу и еще кое-кому, поважнее нас. Вот они наверняка захотят тебя наградить. Вот и ворота. Эй, есть кто там? Санджар, ты? Открывай, замучился ждать…

Раздается скрежет засова — и массивная калитка. Такую не сразу разобьешь и тараном, а из пушки снизу поди попади: тут-то ее поставить негде, — отворяется. Пратапа встречают два высоких солдата с копьями и старинными, явно трофейными, аркебузами. В неверном свете факелов Пратап отмечает повернутую к входу тридцатиствольную и наверняка заряженную (если услышали стрельбу в городе) рибодекину. Если неведомые агрессоры как-то смогут сломать калитку и вломятся всей толпой внутрь, рибодекина выстрелит разом всеми стволами и — привет горячий. Тридцать небольших свинцовых ядер в упор не оставят атакующим ни малейшего шанса выжить, а увернуться в тесноте ворот негде.

— О, да ты не один, — хмыкнул Санджар. — Решил развлечься на стороне?

— Это моя жена, так что не на стороне, — хмыкнул Пратап. Жена поглубже надвинула покрывало, но из-под ткани рассматривала воинов, рибодекину, составленные в углу караулки пирамидкой мушкеты. Тоже старые, трофейные: по новому договору огнестрельное оружие Джайсалмеру производить запрещено. — А с женой можно.

— А эта красавица — тоже жена? Погодите, клянусь прекрасной Эшмини, я же видел ее у Падмалати! Как она танцевала, а пела как — и если б только пела… Пратап, ты сдурел — жене ее показывать?

Пратап хотел было рассказать о заслугах Лачи, но юная женщина дерзко приподняла покрывало, искусно подведенные глаза гневно сверкнули. Воины раскрыли от изумления рты, откровенно любуясь красавицей.

— Жена! — показала она розовый язычок. — Я, мальчики, больше, чем жена — не выдерни я их задницу из-под темесских пуль — обоих бы сейчас на части резали. Нет, у вас, мужиков, определенно не мозги в голове, а…

— Так это по тебе у храма палили, Пратап? — изумился тот, кого назвали Санджаром. — Что там было?

Пратап разом помрачнел.

— Святотатство там было, Санджар. Мы с женой шли на ночную молитву богине. А темесский святоша, который еще резидент, привел взвод северян, встал у ворот храма и начал читать проповеди. Мы с женой ему сказали вес, что о нем думаем, а он велел открыть стрельбу. Ну, я паре-тройке из них шкурку попортил, кому тальваром, кому этим вот мушкетом башку снес. Мушкет, кстати, тоже от них.

— Вижу. Таких у нас еще нет… и не будет. Оставь его тут, возьми из пирамидки любой. Если тебя с ним увидят, сам понимаешь… а с женой что?

— Ранили ее. В ногу. Заживет, ничего страшного, только домой нужно поскорее. А может, лучше к рани — у нее лекари получше, чем я.

— А как ты эту… Лачи, верно? Как ты Лачи подцепил?

— Она…

— Как, как, — нахально перебила Лачи и сплюнула. — Фаранги, гады, саму богиню оскорбили, а мальчик этот сказал им все, как надо, а потом какому-то дураку из северян башку снес. Давно бы так… Как я его могла оставить? Да и жену его жалко, ничего девчонка… Темесцы их в тупик загнали, города-то вы совсем не знают! Если б я не показала лаз, а потом не вывела бы к крепости — нипочем бы не выбрались.

— Пратап — хороший воин, — кивнул головой Санджар. — Спасибо, что выручила.

— Спасибом сыт не будешь, — усмехнулась Лачи, уперев руки в боки. — Приходи к Падмалати в заведение, там и будешь благодарить и прочую дурь про вечную любовь шептать.

— С меня бутылка… нет, три, — добавил Санджар. — Сама в гости приходи — когда мы кого из ваших обманывали?

— Там-то не обманете, а здесь… Ладно, не при замужних, — покосилась она на Амриту. Лицо Пратаповой жены закрывало покрывало, но под ним она была пунцовая, как лал-изумруд в короне махарани. Она пыталась подумать о чем-нибудь другом, но с упрямством клянчащей съестное храмовой обезьяны в голове крутились картины того, чем занимались Лачи с Санджаром. Наверное, тем же самым, чем и они с Пратапом, только… как-то по-другому, иначе почему, забывая о женах, мужчины порой ходят к куртизанкам? Санджар наконецпонял свой промах и замолчал. Только открыл внутреннюю дверь, выводящую на внутренний дворик дворца.

— Погоди, Пратап, с чего вы пошли на ночную службу? — запоздало спросил другой воин, но все трое уже не слышали.

Скрипнул засов, отодвигаемый в сторону, дверь со скрипом отворилась. Пратап вошел, отстегнул от пояса тальвар, облегченно поставил в прихожей мушкет. Жаль, трофейное оружие пришлось оставить, что ни говори, а темесский лучше. Легче, но стреляет дальше, а главное, точнее, и от него уже не спасет ни щит, ни шлем. И вместо привычного запального отверстия, куда надо ткнуть фитилем, какое-то хитрое устройство с кремнем, что само высекает искру и поджигает порох. Железо с какими-то особыми присадками. Можно не бояться, что при выстреле разорвет. А то бывает такое: может, стрелок и выживет, но изуродует его так, что мать родная не узнает, а северяне могут не беспокоиться. Узнать бы, как фаранги этого добиваются…