Павел Буркин - Краденая победа

Но не меньшее безумие вот так запросто вынести из ножен тальвар и броситься на двоих. Да, тогда он не будет преступником, но это верное самоубийство — причем бесполезное для тех, кому присягнул на верность. Значит, важнее не покарать предателей, а предупредить повелителей, Раммохана Лала, жену и Лачи. Если он понял правильно, обе они окажутся в самом пекле. Разные вещи — рубиться с телохранителями и верными радже частями и резать женщин да детей. Туда пошлют самых «верных», действительно «готовых на все, чтобы стать капитаном, а то и майором». Возможно, того же Кунвара… Хотя нет, в его взводе ведь есть «ненадежные». Точно, нужно рассказать остальным об измене! Но сначала — предупредить Лала. Он умел выкручиваться из безнадежных ситуаций, годами сдерживая стотысячную армию. Придумает что-нибудь и теперь. Да и молодой правитель, говорят, из того же теста сделан. А рани должна позаботиться о служанках, в том числе об Амрите, и о Лачи. Вот что сейчас важнее всего. Следовательно…

В следующий миг Пратап сделал то, что в любых других условиях было бы преступлением и несмываемым позором для всего рода. Он дезертировал, оставив пост.

— Куда?! — голос хлестнул бичом, почти сливаясь с окриком, грохнул пистоль. Надо же, господа заговорщики предусмотрели и это. Что ж, теперь пути назад нет. Пратап намертво связал свою судьбу с судьбой повелителей, крови своих заговорщики не простят. Обладатель голоса, верзила в цветастом тюрбане, видно, полагал себя в безопасности: до него было не меньше полутора копий, он стоял за углом коридора, но каким-то образом видел Пратапа. Первый выстрел был предупредительный, в потолок, а второго здоровяк сделать не успел. На лету вынося из ножен тальвар, Пратап тигром прыгнул на «напарника».

Счастливый обладатель пистоля не успел перезарядить оружие, клинок свистнул и косо рухнул на шею предателю. Напоследок Пратап увидел налитые кровью глаза, в которых плескался ужас пополам с яростью. Пятная кровью дорогие ковры, голова «напарника» покатилась по полу. Пратап вырвал из мертвой руки пистоль (в коридорной тесноте от мушкета толку мало), подобрал патронташ и пороховницу, вырвал из железного держателя факел. Вовремя: у «напарника» оказался настоящий напарник, и тот уже не тратил время на ерунду типа предупредительных выстрелов и криков: «Сдавайся!» Пратап шатнулся в угол за доли мгновения до выстрела.

Пуля свистнула у самого уха, высекая искры, ударила в стену и, срикошетив, прошила ковер. Наверное, охранник заговорщиков решил, что противник убит — иначе не сунулся бы за угол, не боясь ответа. За это и пострадал: факел с сердитым гудением вынесся из-за угла и ударил изменника в лицо. Жуткий вой ослепленного, переходящий в хрип (уже поменявший хозяина кинжал впервые отведал крови), и тело оседает на окровавленный пол. Миг спустя Пратап уже несся по пустынным, словно вымершим коридорам, моля всех Богов разом успеть к адмиралу.

— Амрита, почему у тебя перевязана нога? И кто с тобой?

Рани с неподдельным любопытством рассматривала Лачи, Лачи тем более интересовала самая высокопоставленная женщина Джайсалмера. Лицо Лачи было открыто — загорелое, не по-женски решительное, оно явно нечасто скрывалось под покрывалом. Наверное, рани Кайкея нешуточно удивилась, может быть, даже догадалась, кто перед ней, но виду не подала. Ее же лицо было скрыто роскошным покрывалом, расшитым золотом. Но украшенные перстнями и браслетами, с нанесенными хной символами-оберегами руки могли принадлежать только молодой и, наверняка, ослепительно красивой женщине, уж это Лачи могла оценить.

— Благодаря ей, госпожа, я сейчас жива. И мой муж тоже.

— Значит, девушка, вы спасли мою верную служанку? — «А голос у нее под стать руке — будто звон ножных колокольчиков, — мелькнуло в голове у Лачи. — Человеку, у которого такая жена, незачем посещать куртизанок. Если у нее еще и голова на плечах…». — Вы заслужили награду, Лачи. Вот, возьмите.

Женщина приподняла рукав и сняла один из украшавших руку браслетов. Миг — и он сомкнулся на запястье Лачи. Девушка окинула взглядом подарок — и тихонько ахнула, а потом склонилась, коснувшись пальцами сперва пальцев ног рани, а потом лба. На руке, унизанной тонкими золочеными и медными ободками, тяжелый золотой браслет выделялся, как уже ограненный изумруд среди гор пустой породы. А ведь не металл составлял его основную ценность. По краям браслета вились надписи на незнакомом Лачи языке, наверное, древнеаркотском. Обрамленное надписями пространство украшено затейливым узором, в который вписаны какие-то картинки — с одной стороны танцующая Эшмини, с другой — летящая на своем драконе Ритхи, натянувшая огромный лук и стреляющая полыхающей стрелой. Между рисунками браслет инкрустирован бриллиантами. Такого Лачи никогда не видела. Страшно и представить, сколько стоит такое сокровище.

— Повелительница, но он же стоит целое состояние…

— Об этом даже не задумывайся. Больше придется отдавать темесцам, лучше, если он достанется хорошему человеку. И если у тебя случится беда, ты всегда найдешь здесь помощь. Только покажи этот браслет — и все поймут, что у тебя ко мне дело. Надеюсь, ты рада?

— Какая радость, повелительница, видеть на улицах города чужеземцев, оскверняющих храмы и стреляющими в мирных людей?

— Мне еще не донесли о ночном происшествии. Расскажи, как было дело?

— Что рассказывать? — пожала плечами Лачи. — Темесцы пытались сорвать ночную службу в храме, говорили, что нет богов, кроме их Единого. Тьфу, и имени-то нормального у него нет… Пратап и его жена, ваша служанка, поспорили с их жрецом, кажется, даже посрамили его. Темесский жрец приказал стрелять, Пратап стрелял в ответ, потом спасался от них — но благодаря ему и Амрите храм не осквернили, все побежали за ними двоими.

— Как вы с ними встретились?

— Так я тоже пришла на службу, госпожа. А как увидела, что темесская сволочь стрельбу устроила, думаю: «Благое дело — выдернуть из-под пуль тех, кто не струсил, когда хулили Богов! Может, в будущей жизни у меня будет муж, дети, свой дом, а не куча похотливых клиентов». Стала за ними следить. Дрался он знатно, темесцу одному башку из мушкета снес, еще одного из пистоля пристрелил и мечом зарубил. Но их загнали в тупик и расстреляли бы, не покажи я лаз в сад ра… в ваш сад, в общем.

— Мой сад? — неподдельно удивилась рани. Но что-то вовремя вспомнила. — А, ну да, на Горчичной улице, я считаюсь владелицей, но ни разу там не была.

— Там мы перевязали Амрите ногу, и отправились к вам.

— Ты поступила правильно, Лачи, — в голосе рани звучит уважение. — Прошу тебя, если впредь заметишь в городе что-нибудь подозрительное, сообщай мне… или напрямую, или через Пратапа и Амриту.