Павел Буркин - Краденая победа

На узловатых корнях и булыжниках Рокетт спал, как на перине в покоях какого-нибудь махараджи, или даже падишаха Аркотского. Он умел засыпать и на камнях, и в болотах под тропическим ливнем, и в каюте корабля, который как щепку бросает шторм. А мог — и под пушечную канонаду. Впрочем, под аромат усеивающих кусты цветочков на жесткой постели скал смог бы уснуть самый изнеженный сибарит, не то что сержант Леруа Рокетт. И снились бы ему такие же красочные, яркие сны.

Рокетт снова был в Эрхавене. Родной город знавал лучшие времена, когда-то тесное ожерелье городских стен теперь казалось рубашкой богатыря на ребенке из нищих предместий. Внутри городских стен появились пустыри, зазеленели сады, вместо разваливающихся шести-семиэтажных домов, где ютилась беднота, вставали приземистые особняки… а чаще, гораздо чаще, просто убогие хижины. И рушились от времени пирсы, у которых когда-то было тесно кораблям: места судам, еще заходившим в порт, вполне хватало.

Снилось и другое. Например, Мелина (сейчас ее лицо так просто и не вспомнишь, вот и теперь оно прикрыто капюшоном плаща и не заметно). «Ты учился воевать, чтобы сражаться за Эрхавен, — произнесла она. — Но уже два года и не думаешь делать дело. Что, темесские цехины глаза застили?» А еще снился Маркиан — какой величественный и гордый он был, когда читал приговор по делу Альберта Дорстага! А как лакейски согнулась спина отца бывшего друга, свидетельствовавшего в пользу обвинения! Ох, не даром эту семейку так ненавидел весь город! Потом отец Маркиан встретился с Рокеттом у входа в Зал Суда. «Ну, а ты, сын мой, должен послужить великой Темесе — так ты станешь уважаемым человеком и вырвешься из захолустья, увидишь дальние страны, и поймешь, что долг Темесы — нести по всему миру свободу, процветание и истинную веру. Удачи!»

Леруа Рокетт выполнил волю отца Маркиана — и оказался там, где оказался. Все оказалось так — и не так, как говорила Мелина и советовал отец Маркиан. Его действительно услали Исмина знает, куда, и определили не в обычную пехоту, а в Особый батальон. Туда обычно гнали бывших воров и разбойников, провинившихся военных из обычных полков. В роте капитана Сюлли, половина успела отведать каторги на галерах, а то и в свинцовых рудниках. Как капитану удавалось держать эту орду в повиновении, Рокетт поначалу не понимал. Уж если куда и могли взять эрхавенца, так это сюда.

Но с другой стороны, еще в Темесе получив первые уроки, Рокетт понял: это то, что нужно. Если Эрхавен не в силах вести с Темесой правильную войну, он будет отстаивать независимость так. С того дня тогда еще мальчишка-рядовой старался не упустить ничего из сказанного капитаном. Сюлли должным образом отметил рвение — и месяц назад, к удивлению всей роты, назначил юнца командиром нового отделения, в котором были один дезертир, трое убивших однополчан дуэлянтов и подпавшие под амнистию вор и насильник.

— Справишься, пошлю в училище в Темесу, — отметив сдержанную, достойную радость новоявленного сержанта, произнес капитан. — Задатки у тебя есть, будешь стараться, никто и не вспомнит, откуда ты родом.

«Но и я не забуду!» — скрипнув зубами, произнес Рокетт. Может быть, он впервые подумал, что войну с Темесой надо начинать здесь. В Аркоте.

Аркот… Говорят, каждого эта страна встречает по-своему. Его, рядового Рокетта, она встретила вечной влажной духотой Майлапура, причудливым смешением запахов нечистот, специй и благовоний, сырым и горячим морским бризом, вознесенными в синее небо пальмами, строгой простотой зданий колониальной администрации и каменной сказкой древних храмов. Едва сойдя с трапа, он сразу же окунулся в разноязыкий гвалд припортового рынка, рев и мычание скота, суету повседневности у застывших в камне древних барельефов. Страна оказалась поразительно пестрой, красочной и яркой. В ней сочетались роскошь дворцов и нищета крытых пальмовыми листьями хижин, мудрость тысячелетий — и шарлатаны-гадальщики на рыночной площади, изумительно яркие и красивые женские наряды — и одетые в них усталые, преждевременно постаревшие и осунувшиеся женщины. Блеск и нищета, грязь и красота шли рука об руку и удивительным образом соседствовали, дополняя друг друга в облике людей, зданий, деревьев и водоемов.

Но надо всем чувствовалась новая власть — холодная, отстраненная, беспредельно чуждая власть Темесы. Здесь она была куда откровеннее и увереннее, чем в Эрхавене. Тут ей не надо было рядиться в одежды терпимости и играть в бирюльки самоуправления. Тут она ясно давала понять, кто — раб, а кто господин.

Выгрузка из трюмов, построение. Рота слитно подняла мушкеты «на пле-чо!» и, чеканя шаг, распугивая черных от грязи и загара ребятишек, двинулась к казармам. Открывшийся новой стране, можно даже сказать, новому миру, Рокетт почувствовал, что его отделяет от этого мира незримая стена. Незримая, но и несокрушимая. Он здесь чужой. И никогда своим не станет, даже по праву завоевателя.

А еще поразило многолюдство — казалось, город заполняла ярко и в то же время бедно одетая толпа. Куда до этого столпотворения сонному, дремотному Эрхавену! Тут била ключом жизнь — хоть и жизнь подневольная. Улицы и базарные площади заполняли тысячи, если не десятки тысяч человек, людское море колыхалось, как прибой, билось в стены вставшего на господствующей высоте серого, приземистого форта. Билось — и откатывалось назад, бессильное вытолкнуть из своей страны кусок далекого северного государства…

Сон летел дальше. Теперь он — только что зачисленный в Особый батальон и поставленный на довольствие «разведчик».

— Сир капитан, разрешите обратиться?

— Ну, — буркнул Сюлли. Тавалленец, да и то родом не с побережья, а из предгорий, он изнемогал от жары, выправка не давала ссутулиться и шаркать ногами по пыли, но по лицу под раскаленной каской тек пот. — Говори, разрешаю.

— Если их так много, а нас так мало… почему мы правим этой страной?

— Хороший вопрос, рядовой. А правим мы потому, что у них каждый сам за себя, а мы заодно. В Аркоте народу не меньше, чем на всем нашем материке — но аркотцев нет, а есть маллы, теджари, аркистанцы… джайсалмерцы и еще уйма народов и племен. А в каждом из них — уйма каст, а в каждой касте… ну, тоже каждый гребет под себя. Они не могут вместе делать одно дело, мы всегда можем натравить одних на других. В этом наша сила и их слабость. Впрочем, разве не так у вас в Эрхавене?

Массивные чугунные ворота (прошибешь только из пушки, да и то в упор) отворились, через ров с зеленой вонючей водой перекинулся подъемный мост. Под двумя с лишним сотнями сапог доски противно завибрировали, но мост выдержал. Когда колонна втянулась на крепостной дворик, ворота с лязгом захлопнулись, словно отсекая прошлое. В этот миг, наверное, каждый в роте осознал, что начинается новая жизнь. Со старой покончено.