Андрей Ивасенко - Проект «Сфинкс»

Больше надзиратель не успел сказать ни слова — острые клыки красноглазой твари сомкнулись на его шее, разорвали в клочья и превратили в булькающее кровавое месиво.

* * *

Ганс дрожал всем телом. Не от страха — от отчаяния.

Почему крысы затихли? Почему они здесь? Их так много… Чего ждут? Где этот чертов молчаливый ублюдок Франц?

Желудок напомнил о себе, противно заурчав.

Нужно как-то выбираться отсюда… звать на помощь… или хотя бы избавиться от мерзких тварей. Чего они могут бояться?..

Вайгель напряг память и его осенило: «Точно! Нужен огонь! Как же я раньше об этом не догадался!»

Ганс судорожно сунул руку в карман и нащупал небольшой металлический цилиндр «IMCO». Курить он бросил полгода назад, а зажигалка просто провалилась через дырявый карман под подкладку форменной куртки. При осмотре ленивый надзиратель лишь вывернул карманы, не заметив дырки, хорошенько тряхнул одежду и брезгливо отдал арестованному. Куртка была в пятнах неприятного вида — это и спасло зажигалку от реквизиции. Зато губную гармонику «Хонер» жадный Франц очень долго разглядывал и крутил в руках, перебирая в голове причины, чтобы не возвращать обратно владельцу.

«Зачем ему эта вещь? — недоумевал Вайгель. Неужели будет развлекать свою жирную крысу?»

О дружбе надсмотрщика с хвостатым Сталиным знали все, и по базе ходило с десяток анекдотов самых разных трактовок, порой очень обидных. Но открыто надсмехаться над ним никто не рисковал: видимо, опасаясь мести — в том случае, если окажется клиентом его «заведения».

«Хоть бы бензин не выветрился!.. Нет, не должен». — Ноздри Ганса раздувались, будто ноздри коня, почуявшего запах голодного волка. Губы были поджаты. Пальцы разорвали карман и извлекли зажигалку. Большой палец откинул крышку и крутанул колесико.

Чирк!

Искры разлетелись в стороны.

Внизу закопошились крысы.

Чирк!

То же.

— Проклятье! — взволнованно воскликнул Ганс. — Ну, давай же! Давай!

Чирк! Чирк! Чирк!

Без результата.

«Может, фитиль высох? Нужно хорошенько встряхнуть».

Ганс сглотнул липкую слюну, потряс зажигалку. Его охватило отчаяние. Мысленно перекрестившись, снова крутанул черное колесико.

Чирк! Чирк!

Огонек заплясал на фитиле зажигалки, осветив потолок, стены и прижавшихся к полу крыс.

Ганс облегченно выдохнул.

«Так. Теперь нужно сделать факел».

Он разулся, выдернул две дощечки из настила нар, разорвал полусгнившую ткань матраса и набил ватой шерстяные носки. Скрутив жгуты из шнурков кальсон, Ганс прочно стянул ими носки вокруг рукояток факелов.

«Готово!» — обрадовался он и посмотрел вниз.

Крысы обеспокоено зашевелились, предвкушая что-то нехорошее.

Вайгель побоялся спускаться в копошащееся скопление грызунов. Поджег оба факела и один бросил вниз. Помещение заполнил смрадный и удушливый запах паленой шерсти и ваты. Крысы волной откатились к стенам, приникли и смотрели на Ганса, словно спрашивая: «Ты куда собрался, приятель? Сидел бы с нами и не дергался! Оно тебе надо?»

Но Ганс не разделял крысиного мнения — слез с нар и, опасливо озираясь на притаившихся крыс, подошел к двери. Из коридора, освещенного одинокой лампочкой, через дверную щель пробивался луч света, наполненный пылью.

Что-то шустро прошмыгнуло.

Что-то размером с таксу.

Ганс замер, озадачился: «Откуда взялась собака?.. Или все-таки крыса?.. Такого размера?.. Нет. Звук намного громче, чем могла бы создать эта тварь».

Он просунул кисть руки между створок, схватил цепь, скованную замком, и громко потряс.

— Э-э-эй! Франц! Грязная свинья! — заорал Вайгель. — Где ты, кусок дерьма! Тащи сюда свою жирную задницу, пока я тебе ее не оторвал!

Холодный, сырой воздух ударил в нос и горло.

Ганс затих.

Рядом послышалось чье-то глубокое дыхание.

Показалось?

Звук повторился. Уже ближе.

Нет, это было не дыхание. Нюхали дверь. А затем — затихло.

— Эй, кто здесь?.. — слабым голосом окликнул он неизвестно кого или что.

Снаружи не донеслось ни звука. Затухающий факел и тишина усугубили впечатление.

Неужели померещилось?

Ноги вросли в пол.

Тело дрожало.

Ганс стоял, вцепившись пальцами в цепь, и ждал, когда дыхание повторится.

В следующую секунду в руку вонзились острые клыки — хрустнули сломанные суставы пальцев, брызнула кровь. Ганс взвыл от боли и ткнул факелом в лохматую морду существа с красными глазами, отдернув руку.

За дверью раздался пронзительный визг и звук бегущих по тоннелю лап.

Рука представляла жалкое зрелище: два пальца тварь успела отхватить до основания, а остальные сильно кровоточили, беспомощно свисая на разорванной коже.

— Мать твою! О Боже! — Ганс осматривал свою искалеченную руку. Он никогда не чувствовал себя таким несчастным. И неожиданная боль сковала на миг все тело. — Что за… Господи!.. Моя рука…

Факел догорел и зачадил.

Ганс будто очнулся, расторопно отступил назад и обернулся.

И тут его сердце едва не остановилось.

Крысы молча смотрели на кровоточащую руку и медленно надвигались. Вайгель отчетливо прочитал в их злобных светящихся глазках свой смертный приговор.

Карцер был полон резкого, удушливого животного запаха.

Кровь капала на пол, и человеку показалось, что некоторые крысы жадно облизывались.

Огонь факела лежащего возле нар задрожал, вот-вот готовый угаснуть.

Ганс бросил в крыс тлеющую рукоятку факела, отступил назад и судорожно вжался спиной в дверь.

Крысы приближались, быстро сокращая расстояние.

Их дыхание смердело смертью.

Ганс заслонил лицо руками, чтобы не видеть своих убийц.

«Господи! Мне все это снится! Этого не может происходить со мной! Это сон! Сумасшедший сон! Меня нет здесь! Наверняка, мне вкололи что-нибудь, и я вижу галлюцинацию одурманенного каким-нибудь лекарством мозга… Я в лазарете! Я сплю! Должна же зайти медсестра Хельга и разбудить меня?! Должна же?..»

Крысы набросились на Ганса одновременно и опутали его словно липкие нити паутины. Острые зубы, как бритвы, разрезали тело несчастного узника.

Из карцера долго раздавался оглушительный, душераздирающий крик.

* * *

Едва ученые подошли к питомнику — остолбенели.

Во входной двери зияла огромная рваная дыра, точно выгрызенная острыми зубами.

Прошли внутрь помещения.

Там не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало царивший когда-то порядок.

Профессор Майер и доктор Фогель медленно продвигались среди хаоса и не верили глазам. Под ногами лопались стеклянные осколки. Половина террариумов лежали разбитыми на полу, в других — высохшие бурые пятна и какая-то слизь; перевернутые стулья и экспериментальный стол были словно изрублены топором.