Виталий Держапольский - Псарня. Первая кровь

— Ага, — усмехнулся Сандлер, — а чего такой счастливый? И глазки так весело блестят?

— Герр офицер, — не стушевался Митрофаныч, — ваша правда! Ничего-то от вас не скроется! — елейным голоском произнес кучер. — Ну принял граммульку для сугреву — вона как проморозило-то! Это вам, молодым, все нипочем, а у меня, старика, кровь давно остыла, — театрально пожаловался он дребезжащим голосом. — Вот и разогреваю, как могу…

— Перестань ныть, Митрофаныч! — произнес Сандлер, не купившись на жалобный голос конюха. — Тебе сколько лет?

— Шестьдесят… скоро…

— Шестьдесят? А брюзжишь, как будто тебе сотня! Бери пример с директора Ноймана, — посоветовал конюху немец. — Ему скоро шестьдесят пять, а выглядит куда как моложе! Да и молодым кое в чем фору запросто даст…

— Ну дык вы ж арийцы, высшая раса, — произнес Митрофаныч. — Куды ж нам, неполноценным! Вы ж, поди, и старитесь медленнее… А нам, унтерменшам, низменные инстинкты всю жизню портят. Это я в одной вашей газетке прочел, — пояснил кучер. — Правду пишут, вот те истинный крест — чистую правду! Как уж мне эти низменные инстинкты жить не дают…

— Помолчи уже, Митрофаныч! — недовольно скривился Сандлер.

— Слушаюсь, герр офицер, — кучер послушно замолчал, радуясь, что так удачно отбрехался от разговора о выпивке. Получать нагоняй за пьянство Митрофанычу ужас как не хотелось.

Кобылка, окутанная клубами пара от её горячего дыхания, мерно бежала по заснеженной просеке. Приятно скрипел снег под полозьями санок, мелодично позвякивали медные бубенчики, притороченные к конской сбруе. Заснеженный лес разбудил в Вовкиной душе еще не стершиеся воспоминания о недавнем партизанском прошлом. На миг ему показалось, что вот сейчас из-за деревьев на просеку выскочат бойцы отряда и порешат…

— Тпр-ру, стой! — выдернул мальчишку из воспоминаний резкий окрик кучера. — Приехали, герр офицер! — остановив розвальни на опушке елового бора, сообщил Митрофаныч.

— В общем, так, курсанты, — произнес Сандлер, выбираясь из саней, — слушаем вводную… — Немец потоптался валенками по снегу, разминая затекшие ноги, несколько раз присел, а после продолжил, внимательно осмотрев окружающую растительность: — Елка нужна примерно вот такой высоты…

— Так, может, её и срубим? — предложил Митрофаныч, мечтающий побыстрее вернуться к теплой печке и к заначенной от жены очередной чекушке первача.

— Нет, эта не годится, — возразил Сандлер, — лысая она.

— Тогда вот эту, — указал на очередную ель, росшую возле самой просеки, конюх. — Пушистее некуда, вон какая разлапистая!

— Эта тоже не годится! — не согласился с доводами Митрофаныча Михаэль.

— Отчего же? — полюбопытствовал конюх. — Размер и пушистость у норме…

— Кривая она, не видно разве? Совсем уже зенки залил?

— Да когда бы я успел, ваше благородия? На глазах ведь все время!

— Сама невинность! — Сандлер сплюнул в снег. — Может, тебя по этому поводу еще и орденом наградить?

— Зачем мне орден? Я согласен на медаль! — лукаво прищурился Митрофаныч.

— Ты мне тут, умник, Теркина не цитируй! — повысил голос на конюха немец.

— Ох ты ж! — не на шутку перепугался конюх — поэма Твардовского «Василий Теркин» находилась в списке запрещенных книг. — Неужели читали, Михаэль Робертович?

— Читал, Митрофаныч, читал. И не только Твардовского… Да ты не бойся, не сдам я тебя в гестапо. Только языком зря не чеши в следующий раз. Ферштейн?

— Михаэль Робертович…

— Меньше слов, больше дела! — заткнул рот конюху Сандлер. — Топор в зубы — и на поиски настоящей красавицы-елки, а не такого вот раскоряченного чуда. Пацаны, все понятно? — Немец обернулся к курсантам: — Далеко не забредайте… Хотя потеряться сейчас проблематично: по следам выйти — плевое дело! Если кому из вас попадется идеальная елка — зовите!

— Так точно, герр Сандлер!

— Тогда разбежались в разные стороны! — приказал Михаэль, сворачивая с просеки в лес.

Мальчишки с разбегу зарылись в глубокий снег: сугробы в ельнике намело — будь здоров. Вовка, словно танк, ломился по снежной целине, далеко опередив завязших однокурсников. Мальчишке было не привыкать. Почти всю свою сознательную жизнь Путилов провел в лесу. Так что ходить по лесным сугробам был приучен сызмальства.

«Жаль только, снегоступов не дали, — подумал он, высматривая подходящее дерево. — С ними не в пример легче было бы».

Вскоре, углубившись в ельник, он потерял из виду друзей и Сандлера с Митрофанычем. Только в тишине время от времени раздавались голоса перекрикивающихся «лесорубов».

«О-го! Э-ге-гей! Ау-ау!» — разносило вездесущее эхо по впавшему в зимнюю спячку лесу.

Неожиданно Вовка, наступив под слоем снега на какой-то выпуклый и скользкий предмет, завалился в сугроб.

— Чё за фигня? — Вовка поднялся и отгреб ногой снег в сторону.

На земле, присыпанный снегом и скукоженными сухими листьями, обнаружилась слегка поеденная ржой каска — Stahlhelm — стальной шлем немецкого солдата. Мальчишка нагнулся и взял шлем в руки. М40 — без труда опознал он стандартную модель, принятую на вооружение вермахтом в 1940 году. Немного потоптавшись на месте находки, Путилов наткнулся и на разрозненные останки хозяина — груду костей, обглоданных и растащенных мелким лесным зверьем.

— Так тебе, тварь, и надо! — пнув пожелтевший череп, «пожелал удачи» погибшему немцу мальчишка. — Чтобы вы все в наших лесах остались… — Он усмехнулся. — Желательно в таком же вот виде… Ух ты! А это что? Граната?

Отбросив в сторону шлем, Вовка поднял с земли металлическое «яйцо».

— Die Eihandgranate — осколочно-фугасная дистанционная наступательная граната М39,— определил он, проверяя целостность корпуса, спаянного из двух половинок штампованного листового металла. — Неужели живая? — Вовка крутанул предохранительный колпачок, который с трудом, но поддался. — Похоже, что живая! — убедившись в наличии вытяжного шнура и капсюля-детонатора, обрадовался Вовка, пряча гранату в карман. — Пригодится, — решил он, разгребая снег в надежде найти что-нибудь еще. Но больше ничего ценного не попалось.

Засыпав останки снегом, мальчишка поспешил убраться: ему не хотелось, чтобы кто-нибудь еще узнал о его случайной находке, а особенно о припрятанной гранате.

«Попутчиков-лесорубов» Вовка нашел собравшимися около красивой заснеженной елки.

— А, Путилов, — обратил внимание на подошедшего курсанта мастер-наставник, — ну как тебе?

— Красивая! — чистосердечно признался Вовка.

— Это я нашел! — похвалился Сашка Чернюк. — Скажи, здорово?

— Здорово! — послушно повторил Путилов.

— То что нужно! Незнанский, тащи пилу из саней и за работу! — приказал Сандлер. — Не куковать же здесь дотемна?