Дмитрий Григорьев - Кровь, или 72 часа

Со стороны соседского дома послышался скрип двери. Не замечая приближающейся угрозы, Эмма судорожно шарила руками в траве. Наконец под руку попалась сломанная жердь.

— Тебя-то мне и надо! — она сунула ее в колодец.

Кот вцепился в спасительную палку, и та резко потяжелела. От неожиданности Эмма чуть не выпустила ее из рук. Занозы впились в ладони, но она еще крепче сжала жердь.

— Кис-кис-кис! — ласково позвала девочка.

— Я тебе дам кис-кис-кис! — прогремело над головой. — Нашла-таки своего паршивца!

А «паршивец» уже сидел у нее на руках и радостно мурлыкал. Тут словно огромная оса впилась Эмме в ухо. Разгневанная соседка дотащила их до калитки и вытолкала на улицу.

— Чтоб вам пусто было! — неслись вслед истерические крики.

— Чтоб все твои куры передохли! — зло бросила Эмма, трогая саднящее ухо.

Кот потерся головой о щеку своей спасительницы и ткнулся холодным носом в ее горящее ухо.

— Уже прошло! — засмеялась она от щекотки.

А соседке было не до смеха. Среди ее кур начался мор. И хоть ветеринар объяснил это птичьей чумкой, жиличку из Ленинграда стали побаиваться.

— Так вот почему кошки в нашем доме не переводятся! — улыбнулась Яна и игриво толкнула сестренку в бок.

Ника ничего не ответила. Она никак не могла прийти в себя от услышанного.

«А не наслала ли я какую-нибудь чумку и на того Гоги?» — с неспокойным сердцем подумала она.

В тот вечер на даче ее так и подмывало спросить у мамы, не помнит ли она необычной легкости после перебранки с соседкой. Но так и не решилась.

Сейчас она, конечно же, не побоялась бы спросить. Но мама была далеко, да и губы перестали слушаться и, похоже, не только губы…

Она неподвижно лежала на полу спальни. Какие-то люди в униформе суетились вокруг нее и встревоженно говорили на знакомом, но почему-то малопонятном языке. Ее любимые собачки забились в угол и полными отчаяния глазами наблюдали за происходящим.

«Ну что, мои рыжики? Напугала вас хозяйка?» — мысленно обратилась она к ним.

Они как будто услышали ее и дружно завиляли хвостами. Ника никогда не понимала, почему ей хотелось завести именно померанцевых шпицев. И вот теперь, как и с детским сном о Чернявке, ей вдруг открылось имя графа Ван-Борка, который выбрал родину этих песиков для своего пристанища.

Никто толком не знал, откуда в Померании появились богачи Ван-Борки. Золота у них было столько, что они сумели откупить у короны замок разорившегося вассала, да еще и все земли в округе. Новые владения Ван-Борка оказались столь велики и поступления в казну столь значительны, что Филипп Джулиус пожаловал ему титул графа.

— Что-то здесь нечисто! Накануне их появления рыбаки видели на Одере огромный галеон без флага! — судачили новые подданные пришлых господ. — Не иначе Ван-Борки из бывших пиратов!

— Да какая нам разница! Новый хозяин платит исправно, а откуда взялось богатство — не нашего ума дело!

Самые любопытные пытались расспросить слуг Ван-Борков. Но те держали язык за зубами. Обет молчания, наложенный главой семейства, выполнялся строго, а его нарушители карались жестоко. Шли годы, и к моменту рождения правнучки основателя династии молодое поколение Ван-Борков уже не знало о черной силе, что таится в их крови, и уж тем более не ведало о сгинувшей в лесах прародительнице-ведьме.

В счастливом неведении находился и отец новорожденной. Его память еще хранила какие-то обрывки детских страхов перед грозной и всемогущей бабкой, которая все видит из лесной чащи, но эти давние легенды ныне не вызывали ничего, кроме недоумения.

«Зачем надо было пугать нас какой-то лесной бабкой? — думал он, глядя, как нянька стращает подросшую дочурку злым волком. — Серый разбойник куда как страшнее!»

Его мысли прервал звонкий детский голосок.

— А я приручу волка, и он тебя саму схватит за бочок!

Отец с умилением смотрел на маленькую непокорную графиню:

— Бог даст, вырастет в настоящую принцессу!

Однако семья не полагалась только на волю Божью и по настоянию матери графа изо всех сил помогала провидению. Сидонию — а именно так назвали девочку — с малых лет стали готовить к дворцовому укладу жизни.

— Найми гувернантку из замка герцога! — наставляла графа мать. — Моя внучка должна стать невестой одного из его сыновей! Не мытьем, так катаньем! Уже второе поколение нашего рода служит фавориту короля! А воз и ныне там!

— Я даже вспоминать не хочу, сколько нашего золота перекочевало в его казну! — соглашался граф. — А этот скряга даже не чешется приблизить нас ко двору!

— А я о чем? Только через Сидонию мы сможем породниться с герцогом и занять достойное место в правящей иерархии Померании! А там, глядишь, и до королевского двора недалеко!

— Опять за старое! — прошамкала из угла дряхлая ключница. — Породнились уже один раз с королями! Не нахлебались еще?!

— С какими королями?! — не понял граф.

— Да старая выжила из ума! — махнула рукой мать. — Сама не знает, что бормочет!

Скоро в замке появились новая гувернантка… и новая ключница.

Теперь Сидонию муштровали денно и нощно.

— Не хочу быть герцогиней! — плакала она в объятиях мамы. — Хочу, как все дети, играть во дворе!

— Доченька, потерпи немножко! — уговаривала мать и с болью в сердце смотрела, с какой завистью та наблюдает за играми детей челяди под окнами.

Никакие правила придворного этикета не могли остановить Сидонию, и она все чаще сбегала от гувернантки во двор. Там она с опьяняющим восторгом носилась, глотая пыль, с оравой бесшабашных юнцов. За те короткие минуты, что ей удавалось урвать, она так быстро сливалась с ватагой сорванцов, что гувернантке стоило большого труда выудить маленькую графиню из пыльной толкучки.

— Не пристало будущей придворной даме общаться со слугами на равных! — выговаривала она воспитаннице и тащила ее обратно в опочивальни.

— Я хочу друзей! — требовала упирающаяся девочка.

— Вот когда будешь жить при дворе герцога, тогда и дружи с кем хочешь!

Несмотря на запрет, желание Сидонии все-таки исполнилось, и у нее появился друг. Незнакомый молчаливый подросток все чаще возникал словно ниоткуда и всегда одиноко стоял в тени угловой башни замка. Его небесно-голубые глаза притягивали Сидонию всякий раз, как она вырывалась на свободу пыльного подворья. При виде таинственного незнакомца она забывала все правила хорошего тона и, нисколько не смущаясь, отвечала улыбкой на его заинтересованный взгляд. Однажды она решилась заговорить с ним. Минуя разгоряченную толпу детворы, гоняющую по двору сбежавшего поросенка, она направилась прямо к незнакомцу.