Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

Я рассказал ему о выводах. В том числе — о визите Тора к айкупам.

— Сколачиваешь союз трёх племён? — уточнил Бруно.

— Его сколачивают урумту. А я лишь не препятствую. Союз-то оборонительный! Люди впервые почувствовали, что могут достойно сопротивляться. Я ведь тут ничего никому не навязываю. В «Малахите» нам не раз цитировали Герцена: «Взять неразвитие силой — невозможно». Это я помню. Всё происходит в меру их развития. Просто я приоткрываю им какие-то новые возможности. Коих раньше не было.

— Почему же ты обо всём этом молчал?

— Потому что нарвался на знакомую тебе крылатую фразу. Она погубила трёх женщин. Их вполне можно было отбить. Не хотел чего-нибудь ещё в том же духе. В конце концов, у каждого свои представления о справедливости. И каждый действует в соответствии с ними.

— Но мне-то ты мог бы сказать! Или Михаилу…

— С детства отучен жаловаться. Родители воспитывали фразой: «Решай всё на своём уровне!» Так и живу. Претензий никому не предъявляю.

— Ты не берёшь на свою душу тех трёх женщин?

— Нет. Я мог бы спасти их только ценой массового убийства. Устелить их путь к вертолёту трупами… Но не решился. Да и карабина с собой не прихватил. Однако: были бы три вертолёта и шесть человек — хватило бы и слипов. Вернули бы домой всех дам.

— Ты и дальше собираешься зажимать информацию?

— Для Совета — да. Для тебя всё открыто. Сменится председатель — всё вернётся на круги своя…

— Ну что ж… — Бруно хмыкнул. — За Западный материк я теперь спокоен. С твоим характером он не пропадёт… А что у тебя за мужской разговор?

— Так, мелочь… У меня тут скопились семь контейнеров. Два из них — холодильники. Один, я надеюсь, мне будет позволено оставить. Как раз в качестве холодильника. Из остальных пяти три тоже хотелось бы оставить, в качестве шкафов. Вчера я один очистил и прикинул. Работы немного. И тогда шкафы сюда не возить. Имею я право на какую-то мебель?

— Ты имеешь право вообще эти вещи не согласовывать. Я не понимаю, почему ты об этом заговорил?

— Потому что есть какой-то список моего довольствия. Раз список — значит, ограничения. Обсуждать их с Женькой — противно. Впутывать Розиту — не хочется. Сам понимаешь…

— Да… — Бруно помолчал. — Сплошные неудобства… Но какой список? До меня только сейчас дошло… Ты там знаешь, а я тут — нет!.. Ты не шутишь?

— Увы… Список существует. Так контейнерами я могу распорядиться?

— Конечно! И не спрашивай больше никого ни о чём. За это отвечаю я. Как член Совета. Завтра я тебя вызову. В это же время. Не возражаешь?

— Сандро? Это опять я. Сутки отстучали… Розита сегодня тебя вызывать не станет.

— Я уже понял, Бруно. Ты взял её обязанности на себя?

— Ты сильно огорчён?

— Я люблю вас обоих.

— А ей ты это когда-нибудь говорил?

— Она не слышит.

— Вы оба ещё так молоды! Всё впереди!

— Спасибо! Теперь мне будет легче жить.

— Тебе вообще будет легче жить. — Бруно хохотнул. — С сегодняшнего вечера председатель Совета я. И дальше, как обычно, пойдёт по кругу. Евгений из него выпал. Пока… А там видно будет.

— Дворцовый переворот? Впервые на этой планете?

— Всё проще, старина. Всё проще… — Бруно вздохнул. — Мелкое исправление в графике дежурств. Только и всего.

— Как же это случилось?

— Собрались командиры. Кофейку попили. Только командиры кораблей! Всё пошло от них… Толя Резников поделился с отцом своими соображениями. Отец — с Михаилом. Михаил приволок меня. Вы, мол, друзья… Выясни обстановку… Ну, я доложил. С твоей помощью… Рассудили они здраво. Тебя сейчас заменить невозможно. Некем! А Евгения заменить — никаких проблем. Собрали Совет. Он и заменил… А дальше передаю тебя снова в нежные объятия Розиты. Завтра вызывай её. Или она тебя… Информацию не прячь. Всё будет понято правильно. Мне ты веришь?

Утром я выгребал в вертолёте из второго контейнера остатки сатина, ленты, нитки, иголки, ножницы. Первый контейнер уже стоял в палатке, и по пути к вертолёту я подыскал в лесу длинный гладкий сучок. Чтобы сделать временную перекладинку для одежды.

Сидел я в машине спиной к пульту управления, боком ко входу, и дверка была распахнута, И вдруг в ней мгновенно бесшумно возникла тёмная фигура в мешке из шкур. Кто-то прыгнул на ступеньку сбоку, подкравшись за фюзеляжем машины.

Ни один из купов так не поступил бы — это я знал. Ни один из купов не ходил в мешке из шкур — только в набедренных повязках. Автоматически я схватился одной рукой за слип, другой — за карлар, и в ту же секунду слип был направлен на человека.

— Сан! Сан! — услышал я.

Человек протягивал ко мне открытые тёмные ладони. В них ничего не было.

Я поднял взгляд от рук к лицу. Передо мной стоял Вук.

Поймав мой взгляд, он тут же сделал молниеносное движение вокруг головы — попросил мыслеприёмник. Запомнил…

Как обычно, три дуги висели возле дверки на стене салона. Я протянул одну неожиданному гостю, другую надел сам.

— Ты отпустил меня, — сказал Вук. — Ты дал мне в дорогу еду и быстрый огонь. Я никогда этого не забуду.

— Ты отпустил знакомую девушку, — ответил я. — Её удалось вернуть домой. Я тоже никогда этого не забуду.

— Она сказала, что я отпустил? — Вук улыбнулся. Впервые увидел я на его мрачном лице не усмешку, а именно улыбку.

— Сказала, — подтвердил я.

— Она звала тебя, — вспомнил Бук. — Ты звал её. Поэтому я отпустил.

— Вы насиловали её? — спросил я.

Вук опустил голову и не ответил.

— И ты?

Вук глядел в пол вертолёта и молчал.

Вообще-то теперь я имел моральное право выпнуть его из машины и с наслаждением растереть в порошок. И мускулы мои уже напряглись.

Но пронзительная, как молния, мысль остановила меня: ведь он парламентёр! Он безоружен! И, значит, не пришёл бы сам по себе. Его послали! Он был единственный гонец из разбойного неукротимого племени, который вообще мог сюда прийти с каким-то разговором. Парламентёрами далеко не всегда посылают ангелов. Чаще всего посылают просто тех, кто способен о чём-то договориться. Значит, в племени урумту считают, что Вук — способен?

Растереть в порошок безоружного парламентёра я не имел права. Политического права! Политикам сплошь и рядом приходится общаться с полными ублюдками и даже с явными убийцами. Это тошнотворное общение — их работа по защите интересов собственного народа. Пока был далёк я от политики, был свободен и от такой постылой обязанности. Но уж коли взялся за гуж…

Да и что нам делать потом с этим племенем, если с парламентёром не договоримся? Ведь другого гонца может и не быть. А договариваться всё равно надо. Ибо вести войну на уничтожение мы не имеем права.

— Что привело тебя сюда? — как-то невольно замедленно, заторможенно спросил я. И убрал за пояс оружие.