Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

«Так вот что он выловил из моего списка! — мелькнуло у меня. — Ничего больше не удалось… Но ведь о карабине на Совете говорили открыто!»

— Из этого полуавтоматического карабина, — продолжал Верхов, — наши безоружные вертолёты можно сбивать подряд. И если завтра Тарасов объявит Западный материк независимым государством, я уже не удивлюсь. Сделать мы ничего не сможем. Практически там уже готовый диктатор!.. На этом кончаю, братья и сёстры мои! Нам надо собраться. Хотя бы покорабельно. Потому что не вижу помещения, где можно собрать сразу всех… Собраться, обсудить все эти жуткие события, переизбрать своих представителей в Совете, создать конституционную комиссию и учредить, в конце концов, государство. Как защиту от беспредела. Вместе мы его одолеем. Будем держаться поодиночке — он одолеет нас.

У меня давно скопились разработки по конституции и государственному устройству. Готов передать их комиссии, как только она появится.

Сегодня мы на развилке. Надо решать, куда пойдём, каковы будут последствия — ближние и дальние. Всё надо взвесить! Когда-то я читал, что русский царь Александр Третий, отправляя на виселицу отчаянного и благородного юношу с Волги Александра Ульянова, не представлял себе, что тем самым обрекает на пулю в тёмном уральском подвале своего сына Николая Второго и своих внуков. Но если можно безнаказанно повесить Ульянова, то можно и безнаказанно расстрелять Романова. Если можно безнаказанно уничтожить и зарыть в лесу как собак тридцать четыре туземца, то можно и отрубить голову бесстрашному и наивному просветителю туземцев Марату Амирову.

Вот что писал первый политолог Земли Николо Макиавелли в своём труде «История Флоренции»…

Женька снова зашелестел звонкими книжными страницами и процитировал:

— Когда предел бедствий достигнут, вразумлённые им люди возвращаются к порядку…

Он ещё раз вздохнул и закончил:

— В этом отношении я согласен с Макиавелли. Давайте создадим порядок и остановим беспредел!

На второе общее собрание астронавты «Риты-3» съезжались со всех концов Материка — из Нефти и геологических палаток, с фермы и рудника, из Зоны отдыха и с космодрома, где жили командиры и астрономы. У астрономов — «звёздников» и «солнечников» — были две главные заботы: построить на северном побережье полуострова солнечный телескоп, и наладить телескоп звёздный, вмонтированный в наш корабль. На всех постах и работах ребят с нашего корабля подменяли в этот день астронавты с других кораблей.

В этот же день и хоронили Марата. Те, кто приехал пораньше, пришли на кладбище. Оно было крохотное, а людей — сотни. И всё кладбище завалили цветами. Наверное, оранжерея наша в тот день опустела. Да и с ближних полянок поисчезали полевые цветы.

Вылетел я на рассвете, шёл через море по пеленгу, без приключений, и посадил вертолёт на крышу Города, когда на кладбище уже стояла толпа. С крыши её было отлично видно.

Мама ждала меня с готовыми букетами, мы спустились на лифте и пошли к кладбищу. И перед нами вдруг стали расступаться. Я вначале даже не понял, в чём дело. Но люди, увидев нас, молча расступались — пока мы в живом коридоре не дошли до могилы Ольги Амировой. То ли пропускали нас как «соседей» по кладбищу: рядом была могила Бируты, а Марата хоронили по другую сторону. То ли пропускали как друзей детства убитого: Женька в своём выступлении по радио и меня ведь назвал другом детства Марата. Никто мне ничего не объяснил — пропускали, и всё.

Первым, разумеется, говорил Женька — от имени друзей детства. Значит, и от моего… Говорил, в общем, правильные вещи. Ничего не смог бы я возразить или добавить. На самом деле Марат был талантлив. На самом деле он был доверчив. Может, даже излишне… На самом деле из него мог бы выйти впоследствии учёный высокого уровня. И на самом деле жестокие и неразумные пока охотники-ра когда-нибудь сложат о нём легенды и поставят памятник. Как первому просветителю своего народа. Как своему Иисусу Христу. Не исключено ведь, что и земной Иисус Христос тоже был инопланетным астронавтом среди почти что дикарей древней Палестины.

Хорошо говорил Женька! Да и зачем ему лицемерить или врать над свежей могилой?

Остальные речи были покороче и похолоднее. Женька сказал главное. И вскоре уже поднялся могильный холмик из свежего песка, и опустили на него временную пирамидку с портретом Марата. Кончилась на этой планете семья Амировых. Никого не осталось. Разве что тихая Дая из племени гезов унесла в себе Маратов след?.. Но если даже и проявится он там, мы не узнаем.

…Собрание шло не в школьном спортзале, как в первый раз, а в новеньком клубе. Рассчитан он был на пятьсот с небольшим мест, но, если расставить в проходах стулья из фойе, все усядутся. И уселись. И даже места с краю оставались — для припозднившихся.

Розита вошла одной из последних, долго стояла возле сцены, обводя зал взглядом. Кого-то явно искала. Оказалось — меня. Подошла, подумала и, не решившись разделить меня с мамой, спросила сидевшего рядом Бруно:

— Тебе не всё равно, с какого бока от Изольды сидеть?

— Всё равно! — ошалело ответил Бруно. Он явно растерялся.

— Тогда перекинься, пожалуйста, на соседнее кресло. Дай и мне потереться возле Сандро.

Она была верна прежней своей причёске — с чёлочкой, закрывающей высокий лоб. Видно, нехитрая эта конструкция на голове требовала меньше времени.

Села Розита рядышком, плотненько, и я боком ощутил её упругое тёплое тело. И дрожь пробежала… А когда утихла, я вспомнил про две микрофиши с историческими новеллами, которые лежали в кармане. Отдал их с положенной благодарностью и тихо поинтересовался:

— Ты хоть счастлива на своём пути?

Не надо было, конечно, спрашивать! Но не удержался…

— Так себе… — Розита криво усмехнулась. — А ты?

— Тоже так себе.

— Давай как-нибудь сбежимся в Нефти?

Я задохнулся. Ком к горлу подступил. Не мог сказать ни «да», ни «нет».

Она поглядела на меня искоса, мгновенно всё поняла и легко погладила мои сразу похолодевшие пальцы.

— Не волнуйся. Я пошутила.

«Как кошка с мышью играет», — подумал я. Но почувствовал вдруг, что не всё ещё умерло, не всё убито. Что-то шевелится… Нужно ли только мне это «что-то»? Сейчас не решить…

Собрание вели три командира: Михаил Тушин, Фёдор Красный и Пьер Эрвин.

Рядом с крупным седогривым и громкоголосым Фёдором тихий невысокий и лысый Пьер обычно казался незаметным. У каждого из них были чёткие функции на корабле. Фёдор — пилот, и отвечал за навигацию. Пьер — инженер, и отвечал за технику. Тут пересечений не возникало. Но все знали, что мысли Пьера часто озвучивает Фёдор. У него это получалось эффектнее. Хотя, впрочем, и своих мыслей хватало… Именно Фёдор и взял на себя начало собрания — краткий обзор того, что успели сделать на планете астронавты нашего корабля. Роль наша получалась внушительной — даже при самом пунктирном перечислении.