Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 3

Думал ли я в ту пору, отвозя на Центральный материк первые анализы крови из местных племён, что буду потом вспоминать короткие дни разлива, прошедшие в Нефти с Розитой, как совершенно неповторимые, как самые сладкие в жизни?

В общем-то, жизнь наша тут сплошь детерминирована. Если пользоваться классической формулой Гегеля: «Свобода — это осознанная необходимость», — то мы абсолютно свободны. Железную необходимость своих действий мы понимаем отчётливо. Вырваться из её неумолимых тисков просто некуда. И поэтому можно двигаться быстро. На нашей шее не виснет армада недоумков, которые обычно шарахаются то вправо, то влево, то вбок, то назад. Нет надобности преодолевать их муторное сопротивление и терять время на разжёвывание очевидных истин. Это, можно сказать, удача! Но и на спокойные размышления для себя самого о том, «почему?» и «ради чего?», «кто виноват?» и «что делать?» — времени тоже не остаётся. Может, оно и к лучшему? А то Бог знает, до чего додумались бы…

Не зря тут нет философов. Не пришло ещё их время на этой планете.

Но всё же мелькают и в этой сплошной беспросветной детерминированности редкие и блистательные счастливые случайности, которые не предусмотрены общим движением вперёд.

Несмотря на свою краткость, они способны украсить целую жизнь. И когда понимаешь, что не на всякую жизнь такое выпадает, становится легче. Не совсем уж ты, вроде, обездоленный… Не хуже других. На Земле ведь, по сути, то же самое! Не на всякую жизнь и там выпадает даже краткий миг безумной яркой любви. Кому-то она может не достаться совсем. Ни разу! А на целую жизнь не достаётся вообще никому.

Женщины понимают это раньше и лучше нас. Недаром именно молодая женщина по имени Лиля выплеснула в середине двадцатого века отчаянные и бессмертные поэтические строчки:

Нам с Розитой повезло. Хоть малый кусочек полного счастья обломился. Чем дальше и безвозвратнее уходит то время, тем лучше мы понимаем это. Оба! Может, на беду?

…Уже в темноте, с налобным фонарём, сидел я в палатке над картой северо-восточной части Западного материка, отбивался от комаров, отмечал дугообразными набросками путь бежавшего от землетрясения племени ори и думал о неисповедимости путей разных племён и народов — что здесь, на планете Рита, что на родной Земле…

Пробиралось когда-то, в мифические дописьменные времена, крупное племя обычным для Земли путём — из Индии в Европу. Тысячелетия назад! Видимо, уже тогда тесновато было в Индии, и многие племена вытеснялись оттуда на север. Вышло племя просторными цветущими степями к устью Дона, упёрлось в восточный угол мелкого Азовского моря, которое сочло озером, и заспорили вожди: как обходить это озеро? По левому берегу или по правому? По южному или по северному? По южному — может не хватить воды. По северному — может быть чересчур прохладно. А люди одеты легко, идут из жарких мест…

Спорили вожди долго, договориться не смогли. Решили просто: ты со своими семьями обходи по южному, а я со своими — по северному. Потом встретимся и обменяемся впечатлениями.

Часть племени пошла налево — на Кавказ. Часть направо — по нынешнему Донбассу. Разошлись — и больше никогда не встретились.

Те, что пробирались через Кавказ, упёрлись в дальних горах в окрестности древнего государства Урарту и окружавшие его подвластные соседние народы. Пробиваться через них означало погубить почти всех людей. Но ради чего? Впереди были плотно занятые местными народами земли, а позади — плодородные цветущие и пустые горные долины. Племя задержалось в них, прижилось, размножилось — и стало грузинским народом, впоследствии, вместе с армянами, принявшим от соседней Византии православие.

Те, что двинулись направо, миновали причерноморские степи, просочились через всю Европу, не очень населённую в ту пору, и на юге нынешней Франции и севере нынешней Испании упёрлись в Атлантический океан, окружили юго-восточный угол Бискайского залива. Дальше идти было некуда. Севернее жили франки. Южнее — племена лузитан, вестготов, свевов.

Пришельцы обжились в свободных горных долинах, размножились и впоследствии приняли от своих соседей католичество. На их землях образовались испанская Баскония и французская Гасконь, населённые одним народом. В Испании его назвали баски, во Франции — гасконцы.

Со временем Баскония была включена в испанское королевство, а Гасконь — во французское. Но язык сохранился общий! И потому гасконское происхождение мушкетёра д'Артаньяна узнавалось в Париже не только по темпераменту, но и по акценту.

Дописьменная история древнего племени забылась.

И лишь в начале двадцатого века специалисты сравнительного языкознания случайно обнаружили удивительное родство грузинского и баскского языков. Они резко выделились среди всех языков Европы и составили особую — иберийскую — языковую группу. Ибо древнее название басков — иберы. А древнее название Грузии — Иберия.

Лишь после падения фашистской диктатуры в Испании, к концу двадцатого века, давнее открытие языковедов добралось до сознания самих народов басков и грузин. И зачастили делегации из Грузии в Страну басков, из Басконии — в Грузию.

Встречи были яркими, объяснялись люди почти без переводчиков — достаточно говорить помедленнее, — но совсем не понимали письменные тексты друг друга. Грузины хоть со школы знали «латиницу», а баски совсем не понимали грузинскую вязь. Но сходство фамилий!.. Одни вспоминали имя разведчика Мелитона Кантария, который поставил Знамя Победы над поверженным германским рейхстагом. Другие называли имя бесстрашного Хозе Кантаури, который не жалел ни своей жизни, ни — к сожалению! — и чужих ради объединения всех басков Гаскони и Басконии в одном независимом государстве.

Расставания басков и грузин были грустными. Судьбы народов сложились бесповоротно. Религии, обычаи, письменность и проблемы у них были разные, и помочь друг другу они не могли. И никогда уже не могли соединиться. Ибо не было на Земле для этого некогда единого народа общего свободного места. Лишь печальная память осталась там и тут: зачем пошли неразумные вожди по разным берегам «озера» тысячи лет назад? Зачем навсегда разлучили братьев?

Есть, правда, и другие версии братства грузин и басков. Но они представляются менее убедительными. А письменной истории нет.

Через сотни лет в ближних к тому «озеру» степях, от Терека до Волги, объявились из той же Индии хазары, занялись земледелием, создали немалое по тем временам государство, простоявшее три сотни лет, защитили свою свободу от полчищ арабского халифата и приняли от заезжих миссионеров иудейскую религию. Возможно — в пику ненавистному арабскому исламу.