Владислав Выставной - Кремль 2222. Транспортное кольцо

Но в этом не было той, прежней жизни. Это понимала даже маленькая Молния. Она даже не смотрела в сторону робота. Сидя в оконном проеме и свесив ноги над пропастью, она молча глядела на далекую луну.

– Дурацкая затея, – пробурчал Зигфрид, наблюдая за действиями Тридцать Третьего.

– Тогда останови его! – тихо попросила Хельга.

– И не подумаю. Он взрослый – пусть сам решает, как ему поступить с собственной жизнью.

– Но он же убьет себя!

– Кто знает? Я в этой технике не разбираюсь. Я воин – мое дело сражаться. Книжник у нас умник. Может, он действительно знает, что делает. А Три-Три вообще спец в этом деле. Если у нас и вправду появится собственный боевой био, это будет неплохо.

…Это было похоже на какой-то зловещий ритуал. С ледяным хладнокровием Зигфрид выскоблил череп Книжника острым, как бритва, кинжалом. Все это время семинарист сидел с закрытыми глазами, пытаясь успокоить сердце, стремившееся вырваться из грудной клетки.

Ему было страшно. Страшна была даже не смерть, а предстоящая потеря своего человеческого естества. Сращение с машиной. Он пытался представить себе, как это будет, но не видел ничего, кроме ледяной тьмы.

– Готово, – шлепнув широкой ладонью по лысому черепу, сообщил вест, осмотрел друга и усмехнулся. – Неплохо смотрится. Как считаешь, Хельга?

Девушка молчала, закрыв рот ладонью. В уголках ее глаз дрожали слезинки.

– Приступим? – Тридцать Третий разложил на куске ткани снадобья из запасов Книжника и теперь внимательно глядел на «пациента». Взгляд его стал ледяным, острым. Он больше не испытывал сомнений.

Книжник посмотрел на лежавшего рядом с кио распотрошенного робота.

– Давай, – тихо сказал он.

И лег лицом вниз на холодный пол.

– Зиг, иди сюда, будешь ассистировать, – позвал кио. – Хельга, лучше не смотри.

Тридцать Третий сунул в лицо Книжника пучок сон-травы:

– Дыши глубже!

Семинарист послушно вдохнул терпкий аромат. Это хорошо, если боли не будет. Он ведь так боится боли. А если боли не будет, но все не так страшно.

Не страшно…

Не так…

Так…

…

Открыв глаза, он увидел перед собой озабоченное лицо Тридцать Третьего и спросил:

– Ну что, когда все начнется?

– Ты, главное, не дергайся, – ответил тот, глядя почему-то мимо. Затем поднял взгляд на него. Странно – именно поднял, будто был намного ниже него. – Уже все кончилось.

– Кончилось? – недоуменно произнес Книжник. – Почему тогда я ничего не чувствую?

– Потому что я еще не включил сопряжение с системами.

– Сопряжение с системами?

– Я не включу твою связь с системой управления, пока не пойму, что ты все адекватно воспринимаешь и отвечаешь за свои поступки…

Книжник слушал вполслуха. Только сейчас он заметил перед глазами ползущие сверху вниз непонятные знаки и строки цифр. Зеленоватые, словно висящие в воздухе, они соседствовали с тонкими линиями, расчертившими мир координатной сеткой. Он перевел взгляд за Тридцать Третьего и увидел, как, напряженно обхватив себя за плечи, смотрит на него Хельга. И услышал тоненький характерный свист.

Так двигались линзы в оптической системе.

Он смотрел на мир глазами робота.

Только в этот момент пришла вся полнота новых, ранее не знакомых ощущений. Это было странное состояние, которое не объяснить тому, кто сам не ощутил ледяного холода машины, соприкосновения собственной человеческой сущности с бездушным электронным адом.

Это был тот самый момент, когда Книжник готов был понять и простить смертельного врага. Он представил, какая ледяная мгла должна была остаться в глубине души Сержанта – если у него все еще оставалась душа. Где-то здесь, на стыке мертвого и живого, разума и металла находилась дверь в мир бесконечных страданий. Даже теперь, прикоснувшись к преисподней, Книжник понимал: его страданиям далеко до того, что испытывали Сержант или тот же Лого. И при всем этом бывший боец вражеской армии оставался верен своему долгу. Конечно, можно считать это остаточным рефлексом, паразитной программой в обезличенном мозгу, но Книжник был убежден, что это не так.

Он поймал себя на том, что начал жалеть Сержанта и в чем-то симпатизировать ему, как товарищу по несчастью.

Но это все лирика. Зигфрид посчитал бы подобные мысли проявлением слабости. И наверное он прав. Сержант – враг.

И он, Книжник, должен его убить.

– Эй, парень, с тобой все в порядке?

Это уже Зигфрид. Внимательно смотрит прямо в глаза. Если можно назвать глазами то, чем семинарист сейчас воспринимает мир.

– Да, кажется, в порядке… – голос у него странный, наверное, синтетический. Невозможно понять, откуда исходит звук. Это просто смешно: он вроде бы видит и говорит, но со стороны выглядит это так, будто за него все делает уродливая железная машина.

– Милый, как ты? – это Хельга. Заглядывает в объективы, улыбается. Но по глазам видно, как ей страшно.

– Я в порядке! – соврал Книжник. – Будто заново родился.

А в этом – только доля шутки. Он действительно перестал ощущать себя тем, прежним. Даже не мог вспомнить, каково это – ощущать себя обыкновенным человеком.

И страшнее всего было потерять это чувство навсегда.

– Сколько времени прошло? – спросил он.

– Часов пять возились, – отозвался Тридцать Третий. – Да ты не беспокойся – все хорошо получилось. Вроде бы…

– Выходит, у нас часа три осталось?

– Где-то так. А потому не будем тратить времени на разговоры.

Тридцать Третий приблизился – и тут же скрылся из виду, склонившись куда-то к корпусу. Двигать головой пока не получалось, и Книжник видел лишь то, что само попадало в поле зрения. Снова появившись в координатной сетке, кио сказал:

– Сейчас я включу сопряжение. Самое главное – не делай резких движений! Не пытайся пойти или развернуться на месте. Просто постой и почувствуй новое тело. Готов? Поехали!

Тело словно пронзило током. Из встроенных динамиков вырвался стон.

Книжник не знал, какое именно тело испытало боль – новое ли, механическое, или тот жалкий биологический комок, что сжался сейчас, притянутый грубыми веревками и полускрытый стальным корпусом. Он опустил голову – и вздрогнул всем корпусом, потрясенный жутким зрелищем. Там, внизу, распятый на железном торсе, висел он сам. Точнее – его тело, сросшееся нервными окончаниями с электронной начинкой робота. Тело было непо-движным – все сигналы от головного и спинного мозга уходили в блок управления и распределялись между частями механического тела. Умом это можно было понять, но ощущения безбожно лгали, мучая необъяснимыми фантомными болями во всех частях тела.

Семинарист вдруг ощутил, как нестерпимо чешется голова. Понимание того, что он не может просто почесать голову, заставило его зарычать от бессильной ярости. Он посмотрел на правую ладонь – вместо нее теперь была мощная железная клешня. Яростно сжал кулак – так, что тревожно взвыли сервоприводы.