Виктор Глумов - Вопреки судьбе

– По памяти не воспроизведу.

Нико затанцевал на месте, протянул когтистую лапу.

– Он помнит, – объяснил Дым, взял блокнот. – Садись, дружище.

– Рисовать-то он сможет? – поинтересовался Боров с сомнением.

– Да, если что, я подправлю и объясню, где и что находится. Римма, понадобится твоя помощь, иди сюда, будешь дополнять.

Девочка придвинулась к Дыму, покосилась на Нико и проговорила:

– Пожрать есть у кого-нибудь? А то кишки к позвоночнику прилипли.

Марьяна дала ей бутерброд, Римма с жадностью на него накинулась. Арамис сам хотел к ним подойти, посмотреть, что они обсуждают, но повременил. Он отметил, что спасенной прозвище подходит больше имени: Римма – что-то величественное, высокое, другое дело Рикки – вертлявый мангуст, подросток с гиперактивностью.

Нико скрестил ноги и, высунув кончик языка, принялся рисовать. Его пальцы отвыкли от ручки, а может, бывший репортер никогда не умел ни рисовать, ни составлять внятные схемы помещений. То и дело Дым отбирал ручку, ставил метки, делал надписи, что-то шепотом комментировал, словно сам с собой разговаривал. Рикки поглядывала из-за его плеча и пока молчала. Троицу облепили остальные, Арамис посчитал, что хоть кто-то должен обеспечивать безопасность, к тому же он отлично понимал лес, и лес его любил, давал нужные подсказки.

По облачному небу пролетела встревоженная стая ворон, заглушая карканьем остальные звуки. Казалось, что лес замер, прислушиваясь к вороньему граю. Потом зазвенела синица, ей ответила другая. Застрекотала сорока – Арамис насторожился, но больше птица не тревожилась. В ивняке, свесившем ветви с обрыва, заливался соловей.

Боров заслонил Нико широкой спиной. То и дело доносились возгласы Марьяны, робкие дополнения Рикки. Обсуждалось, сколько на базе сотрудников, сколько охраны, насколько они являются соучастниками преступления против человечества и нужно ли убивать всех.

Сошлись на том, что нужно. Когда закончили рисовать план-схему, Арамис попросил Борова его сменить, а сам уселся между Дымом и Марьяной.

– Рассказывайте, что почем.

На первом развороте был нарисован прямоугольник базы, отмечено шесть сторожевых вышек с автоматчиками.

– Меняются каждые сутки, живут на базе, работают сутки через сутки. Через полгода уезжают на отдых. Итого двенадцать бойцов, – пояснила Марьяна.

В середине прямоугольника находился квадрат здания со внутренним двором, разбитый на помещения.

Дым прошептал:

– Тут у них жилые помещения, склады и все прочее. Сам концлагерь находится в подземелье, состоит из двух ярусов и по размерам превосходит надземную часть. На втором ярусе снизу – камеры с узниками, лаборатория, на первом – технические помещения, предположительно лаборатории с секретными наработками. Сколько внутренней охраны, мы не знаем, можно предположить, что несколько десятков. Нам хватит.

Марьяна дополнила:

– Мой человек не имеет туда доступа, там работают только гражданские сотрудники, в том числе женщины.

– Не женщины это, – покачал головой Моджахед. – Самки человека. Не представляю, какой надо быть тварью, чтоб спокойно наблюдать… – он махнул рукой.

– Зачем же представлять, – сказал Арамис. – Вспомни милую Пани Яну, она работает на натовцев, поставляет им биоматериал. Сокола вот подогнала. Наверняка не его одного. Вертится среди сталкеров, принюхивается, если кто начинает о чем-то догадываться, докладывает, кому следует, и человек исчезает.

Боров сжал кулаки:

– Вот же гнида! Вообще я баб не бью, даже в школе девок не трогал, но ей бы врезал.

Чукча поддакнул:

– И пусть защитники девочек валят куда подальше. На войне баба опаснее мужика.

Арамис вспомнил, что, когда занимался единоборством микс-файт, тренер говорил, что дерущиеся мужики ставят перед собой задачу вырубить противника, женщины же бьются до полного уничтожения противницы, калечат, выцарапывают глаза. Да и во время антитеррористических операций снайперы в первую очередь ликвидируют женщин-боевиков.

Марьяна продолжила:

– Выходов с нижних ярусов два: один во внутренний дворик, второй – на надземный этаж. Охраны на этаже десять человек, работают они тоже через день. То есть всего на базе двенадцать пулеметчиков на вышках, двадцать надзирателей (помним о сменах), четверо на блокпостах, восьмеро у турникетов, сколько военных на первом этаже, Нико не знает. Будем считать по максимуму: человек двадцать. Итого больше шестидесяти. Персонал я не считала, но наверняка они тоже умеют обращаться с оружием.

Арамис присвистнул, подергал себя за прядь волос.

– Это до фига.

– Кроме того, база обнесена трехметровой бетонной стеной, стоит к ней приблизиться, нас тотчас расстреляют. Самоубийственно переться туда таким составом, – заключила она, скрестила руки на груди, готовая отражать нападки несогласных.

Дым смотрел на нее в упор, и взгляд его был холоден, как лезвия ножа.

Нико раскудахтался, принялся мерять поляну шагами.

– Выход есть, – сказал Дым.

– Да ну? – не поверил Боров. – Разве что если «градами» по ним шарахнуть, а потом газ пустить какой-нибудь, чтоб вырубились.

Впервые за время знакомства Дым улыбнулся, и Арамиса от его оскала по спине продрал мороз.

– Мы не будем нападать первыми, – он злобно прищурился, а Нико захлопал в ладоши.

Воцарилось секундное молчание, все переглядывались, но никто не рискнул задать главный вопрос. Наконец Дым снизошел и объяснил:

– Мы не взяли в расчет еще одну силу, к слову, довольно мощную. Я бы даже сказал, несокрушимую. Мутантов.

Нико попытался по человеческой привычке что-то сказать, но получилось мычание.

– Мой друг в состоянии устроить самый настоящий гон мутантов и направить их на базу. Вы только представьте, какой ущерб неприятелю способен нанести десяток дуболомов!

Боров разинул рот, поскреб пузо и сказал:

– Но как один-единственный кукловод…

– Кто сказал, что один-единственный? Разумных кукловодов в Зоне несколько, да и остальные вполне контактируют друг с другом. Если мы их не слышим, это не значит, что они тупые животные.

Рикки вскочила и поскакала по поляне, издавая победные возгласы, схватила Нико за руки, закружила.

– Тихо, – велела Марьяна, и девочка замолкла, втянула голову в плечи.

Арамис не был эмпатом, но и его захлестнула волна ликования. Во-превых, Сокол жив, во-вторых, появилась надежда, что все получится. Ну, и в-третьих, теперь он сражался даже не за Сокола, а за все человеческое, за Зону, которую пытаются коррумпировать и превратить в огромный концлагерь.

– Тоже мутанта спасти, что ли, – проговорил задумчивый Моджахед.

Арамис сказал:

– Дым, ты не против, если мы позовем тебя, когда будем допрашивать подозреваемых? Зону следует вычистить от натовских агентов и покарать виновных. До суда, где они могут откупиться, эти падлы не доживут.