Эрик Френк Рассел - Космический марафон [сборник]

— Хорошо. Ловлю вас на слове. Отдайте мне ботинки, и я отправлюсь отсюда восвояси.

— Не сейчас. — Хозяин кабинета посмотрел на открытую дверь и вошедших охранников. — Не сейчас, мистер Армстронг. Прежде всего мы хотим предоставить вам удовольствие убедиться, что вы действительно нормальны. Я уверен, что мы не ошиблись!

— А если все-таки ошиблись?

В глазах собеседника вновь вспыхнул нехороший огонек.

— Я буду безмерно опечален.

— Вот это я вам обещаю! — пригрозил Армстронг. Вызывающе задрав подбородок, он поднялся, вышел вместе с охранниками за дверь и обулся. Проверять ботинки не имело смысла: из краткого разговора по видеофону он понял, что из полостей в каблуках все изъято.

Выпрямившись и махнув рукой в сторону кабинета, он спросил у одного из охранников:

— Кто этот прилизанный ловкач?

— Сенатор Линдл, — ответили ему. Армстронг даже рот открыл. — Линдл?! Ну и дела! Когда он в последний раз читал Конституцию, хотел бы я знать!

— Нужно было спросить у него "самого, — парировал охранник. Он показал в конец зала: — Теперь вас ждут там. Комната Десять.

— А там — что?

Без всякого выражения охранник ответил:

— А там заглядывают под черепушку и решают — либо…

Он не договорил и резко отшатнулся от внезапного удара армстронговского кулака. Хоть Армстронг целился в челюсть, а попал в лоб, этого оказалось достаточно — охранник опрокинулся на пол, да так и остался лежать.

Остальные проявили себя настоящими «норманами». Изменение ситуации они восприняли без лишних эмоций, отреагировали быстро и согласованно. В полном молчании и с пугающим равнодушием они набросились на Армстронга и повалили его на ковер. Напрягшись, он отшвырнул одного из нападавших, но тот выбыл из игры ненадолго, впрочем, как и первый, получивший удар в лоб, который пришел в себя и тоже присоединился к дерущимся.

Вся семерка боролась в каком-то странном неестественном молчании, то вставая на ноги, когда могучие руки Армстронга подымали весь клубок тел, то вновь образуя на ковре кучу.

Но шестеро против одного — все-таки слишком. В конце концов, подхватив Армстронга за руки и за ноги, тюремщики отволокли несчастного в Комнату Десять.

Там его привязали ремнями к горизонтальной металлической решетке, установленной в центре непонятного и зловещего аппарата внушительных размеров. Как индюка на вертел, подумал Армстронг.

Один широкий ремень прижимал лодыжки, другой стягивал колени, еще один удерживал бедра, четвертый обхватывал талию и пятый обвивал грудь. На шее Армстронга набухли вены, лицо налилось от напряжения кровью — и ремень на груди лопнул с громким треском. Усилие, которым он порвал двухдюймовую кожу, было впечатляющим и эффектным, но абсолютно бесполезным. Его тут же опутали еще четырьмя ремнями, и всего их стало восемь. Затем громилы перевели дух, потерли свои синяки и шишки, взглянули на пленника — без злобы, но и без восторга — и вышли.

Оставшись один, Армстронг завертел головой в разные стороны, насколько позволяли ремни, пытаясь оценить обстановку. Если это была камера пыток, то она почему-то походила на радиостудию. Среди всякой всячины, разбросанной как и где попало, он увидел несколько мощных конденсаторов, множество резисторов, лампы с водяным охлаждением и угольными анодами размером со средний аквариум, ртутные стабилизаторы, двойные проволочные сферы, вставленные одна в другую, как в старинных вариометрах. Вся проводка была не из меди, а из тонких серебряных трубочек, в местах соединений покрытых бронзой. Некоторые трубочки проходили сквозь большие стеклянные бусины, а рядом тянулись параллельные полоски алюминиевой фольги, очевидно, для подавления помех.

На этом сходство с радиостудией исчерпывалось; насколько он мог судить, странная схема не имела ничего общего с известными стандартами. Ни один радиоинженер в здравом уме не соединил бы элементы подобным образом. Странные штуковины и паутина серебряных трубочек окружали Армстронга со всех сторон, уходя куда-то за голову, где он не мог ничего. Он решил, что это и есть агрегат для прощупывания мозгов. Его догадку подтверждал шлем, висящий над головой. Армстронг мрачно сверкнул глазами.

Похоже, эти чертовы «норманы» изобрели какой-то способ сводить людей с ума, не оставляя шрамов на теле; от нежелательного человека они могли избавиться раз и навсегда, не убивая его. Ни один психиатр ничего не заподозрит, как бы тщательно он ни обследовал жертву преступления — единственного в своем роде, которое не оставляет следов. Да, все сходится. Сделав это, они позволят ему уйти. Он останется жив, но уже не сможет отличить автомобиль от велосипеда. Армстронг снова попытался разорвать ремни. Тщетно. Они скрипели, но не поддавались.

— По-моему, это устройство поинтереснее, ваш бипер, а, мистер Армстронг? — вкрадчиво произнес чей-то голос.

Скосив глаза, Армстронг увидел Линдла. Сейчас сенатор еще больше походил на ястреба, но острые, словно выточенные резцом, черты его лица при этом выражали подобие дружелюбия и свидетельствовали о хорошем чувстве юмора.

— Веселитесь, пока есть возможность, — проворчал Армстронг. — Петухи тоже кукарекают, пока в суп не попадают.

— Дорогой мистер Армстронг, у меня и в мыслях не было веселиться. — Линдл сделал протестующий жест. — Я в высшей степени восхищаюсь вами, а также вашими работами, которые, если позволите заметить, считаю просто гениальными. Даже этот аппарат не идет с ними ни в какое сравнение, если учесть, какие препятствия вам пришлось преодолеть на пути к своим изобретениям.

— Не надейтесь, я вас благодарить не собираюсь. Когда-нибудь и я буду точно так же восхищаться вами — связанным.

Линдл улыбнулся:

— Скажите, когда вы были маленьким, вы сами шли к зубному врачу или вас тащил силком папа?

— Я тащил папу, — кисло произнес Армстронг.

— Вы воинственно настроены, — все еще улыбаясь, заметил Линдл. — Однако это не ваша вина. Я буду рад продолжить разговор позже, когда вы пройдете процедуру. — Подняв руку, он сделал знак. Старый седой человек в очках с толстыми линзами в длинном белом халате приблизился к Армстронгу и мельком взглянул на него, как будто тот был кроликом, пришпиленным к лабораторному столу для вскрытия. Линдл сказал: — Это доктор Горовиц. Оперировать будет он. Приступайте, доктор! — Бросив на жертву последний веселый взгляд, он вышел.

Горовиц включил на пульте большой рубильник. Ртутные трубки замерцали пурпурным светом, угольные аноды постепенно стали красными, затем золотистыми. Странный ровный звук, напоминающий шипение пара, раздался из аппарата, и ноги Армстронга вдруг почувствовали тепло, исходящее откуда-то из-под решетки. Комната наполнилась запахом горячего металла, горелого пластика и озона.