Леонид Сидоров - Северный страж

Тяжело дыша, Оттар выскочил на очередную развилку и с тоскою огляделся. Опять! Опять одно и то же! Место вроде то, да не то. Кругом мхи, сырость, да мохнатые ёлки. Попробуй их, поди, отличи!

С надеждой глянув на скрывшееся в облаках солнце, в сердцах выругался:

— Тролли их всех раздери! Где же эта проклятая деревня?

С надеждой поднёс ладони к ушам и прислушался.

Странно. Так тихо кругом. Брат уже точно должен быть на месте. Такой бы гвалт поднялся, а тут даже никто и не пикнет. Может, не туда пошёл? Может, надо в другую сторону? Да что ж такое, словно крутит кто!

Подозрительно глянув на чёрную нахохлившуюся ворону, примостившуюся на ёлке неподалёку, злобно сплюнул, повернулся и побежал назад.

Опираясь на клюку, Гертруда отогнула тугую еловую ветвь и вышла на тропинку. Усмехнувшись, глянула на мечущуюся фигуру и легонько крутанула рукой.

— Беги, милок, беги, пока можется. Ох, чую, и вдоволь же сегодня с тобою натешится леший.

Позади нурмана из-под земли выскочила низенькая косматая тень. Сверкнула зелёными глазищами, и неуклюже косолапя короткими лапками, засеменила следом.

— А ну шибче, шибче давай! Ату его, ату! — подзадорила ведунья. — А то ишь распоясался, ирод окаянный…

Сухонькая старушка в чёрном бесшумно появилась у изгороди словно из ниоткуда.

Алексей потрясённо вскинулся, недоверчиво разглядывая странную гостью.

Что за фокус? Склон до леса просматривается почти как на ладони. Высокие стволы, пожелтевшая листва, молодые ёлки. Как она успела так незаметно подкрасться без всякого камуфляжа? Или просто пряталась где-то рядом в кустах?

Осмотревшись, старушка вышла из-за укрытия. Опираясь на клюку, похромала к трупам. Медленно обошла место боя. Горестно покачав головой, наклонилась над обезглавленным пленником. Что-то пошептала и перешла к головорезам. Сурово поджав губы, потыкала клюкой развороченную грудину. Почему-то сложилось впечатление, что осматривает не с праздным, а с каким-то сугубо профессиональным интересом. Обычные люди как-то не испытывают особого желания лицезреть умерших, а уж тем более подробно рассматривать детали. Особенно если ещё и учесть ужасающий характер повреждений. А эта вот себе изучает, словно анатомические атласы перелистывает.

Осмотрев трупы, подошла к мумифицированной лошадиной голове. Несколько раз медленно обошла кругом, разглядывая с таким любопытством, словно увидела такое впервые в жизни. Вдоволь насладившись зрелищем со всех сторон, остановилась и вытащила из-за пазухи тонкий прутик. Что-то пошептав, несколько раз махнула в воздухе, словно заочно наказывая бездушных хозяев бедного животного. Закончив порку, наклонилась и воткнула прутик в прямо в высохший лошадиный глаз.

Откуда-то выскочила растрёпанная заплаканная женщина и кинулась к странной гостье. Схватила за руки и горестно запричитала.

Старушка улыбнулась, вытащила из-за пазухи разодранный платок и махнула куда-то в лес. Женщина охнула, упала на колени и принялась истово целовать старческие ладони.

Гостья поспешно отдёрнула руки. Что-то строго сказала и кивнула в сторону Алексея.

Явно потрясённая услышанным, женщина машинально повернула голову. Встретившись глазами с Алексеем, поспешно опустила взгляд и торопливо шмыгнула в ближайшую избушку.

Закончив осмотр, старушка повернулась и целеустремлённо направилась прямо к стогу.

Алексей заинтересованно приподнялся и поспешно пригладил волосы. Кто бы ни была странная гостья, но явно уважаемый человек. Скорее местная староста, или как они там раньше в деревнях назывались. Старейшина, кажется. Нет, скорее даже религиозный деятель, учитывая странный ритуал над трупами и бедной лошадкой.

Старушка подошла и остановилась в двух шагах, заинтересованно разглядывая с головы до ног. Особенно долго взгляд задержался на ружье. Судя по всему, прекрасно понимая его предназначение.

Лицо гостьи напомнило лица пожилых немецких туристов, которым частенько приходилось разъяснять дорогу то к Эрмитажу, то к Исаакию. Такие типичные, резкие, словно высеченные из камня, черты. Да наверняка немка, тут трудно ошибиться.

Машинально отметив застарелые рубцы от ожога на левой щеке, Алексей прервал молчание.

— Гутен таг, фрау!

Седые брови удивлённо поползли вверх. Всплеснув руками, старуха что-то возбуждённо затараторила явно на немецком.

Алексей растерянно улыбнулся.

Надо же, всё-таки угадал. Но легче не стало. Скудный словарный запас моментально иссяк. Английский худо-бедно понял бы, да, ну кое-что специфическое медицинское на латыни, но беглый немецкий… Нет уж, увольте. Эх, какой-нибудь электронный переводчик бы сюда.

— Пардон, мадам. Их бин нихт шпрехен зи дойч… Чёрт, вот попал, а! Ни сказать толком, ни спросить…

Старуха осеклась и потрясённо отступила на шаг.

— Боже мой! Так вы русский? Как давно я не слышала этого языка…

Слезинка покатилась по щеке.

Алексей подскочил от неожиданности.

— Что вы сказали? Вы… Вы что, понимаете меня? Кто вы? Что это за место?

Старушка слабо отмахнулась.

— Обождите, юноша, не тараторьте, я вас и так едва понимаю…

Достала платочек и вытерла слёзы.

— Столько лет не слышала русской речи, и, признаться, уже даже никогда и не надеялась… Прошу прощения, позвольте представиться, — сделала небольшой книксен, — Гертруда Фридриховна Бергер, бывшая фрейлина её императорского величества Екатерины Второй Великой…

Алексей едва не выронил ружьё.

— Кх… Кого-кого?

Старушка гордо выпрямилась и строго отчеканила:

— Екатерины Второй, императрицы и самодержицы всероссийской. Позвольте же узнать и ваше имя, о загадочный странник.

— Э-э-э… Алексей. Я… Извините…

Не обращая внимания на правила этикета, до боли сжал виски и плюхнулся на солому. В голове зашумело.

Вот оно и твёрдое доказательство. Точно прошлое… Но это невозможно, это бред какой-то! Бред! Бред! Какая фрейлина, какая вторая, какая императрица! Стоп, вторая… Значит… Чёрт, а что вообще это значит? Так, спокойно, спокойно… Надо от печки. Пётр основал Питер в семьсот третьем. Умер где-то годах в двадцатых, если память не изменяет. Как раз после шведов. Застудил почки, застарелый пиелонефрит обострился. Антибиотиков, естественно, не было и в помине, а как врачи тогда лечили вообще отдельная песня. Коновалы. Ладно, чёрт с ними, с этими антибиотиками… Так, что было потом… Потом вроде его дочка правила, потом ещё кто-то… Потом какие-то перевороты были… Выходит… Выходит это уже ближе к тысяча восьмисотому. Это что же… Это…

— Да уж, весело, — поднял растерянный взгляд. — Это какой же сейчас год получается? Тысяча семьсот… Какой?