Владимир Поселягин - Князь

Первым делом мы втроём, я тоже не чурался тяжёлой и грязной работы, за что был уважаем не только вассалами но и простыми крестьянами и рабочими, вернули бочку на место, чтобы она не успела натворить разрушения куда более страшные чем раздавленная нога.

После этого я склонился над бледным парнем и наложил на его ногу свои руки. Ефрем, помощник капитана был со мной давно, я его ещё в Новгороде подобрал, так что мои действия его не удивили, хотя смотрел он и с интересом, а вот оба крестьянина были не просто шокированы тем заживлением, что произошло на их глазах, они буквально благоговейно смотрели на меня. Парни не могли не заметить то свечение, что исходило от моих рук.

Я не мог не воспользоваться этой ситуацией. Сейчас объясню почему. Церковь. Церковь и христианское вероисповедание встало у меня колом в горле. Большая часть крестьян, что я взял с собой были насильно переведены в христианство и не сказать, что они радовались от этого. Большая часть горожан тоже христиане. Были и истинно верующие, но таких было мало, однако я не мог не взять их. Без спецов в некоторых сферах мне будет трудно. В общем чтобы что-то противопоставить церкви я решил создать свою веру и даже уже составил некоторые догмы.

Если кратко, то по новой вере дело состояло вот как: Бог у нас Творец, его символ это солнце. Он отвечает за все направления, специалист так сказать широкого профиля. Я верховный жрец будущего храма Солнца, который будет стоять в столице моего княжества. Кроме меня уже есть трое младших жрецов, которым ещё предстоит подняться по иерархической лестнице. Там пяток пунктов, если они их преодолеют, то получат сан жреца, или главного жреца. Последние саны будут иметь только главы храмов. В приходах и простые жрецы могут справлять службы. Выше только сан верховного и его имею только я, больше никто другой, только преемник.

Заветы Творца были похожи на христианские. Тоже не убей (без повода), не укради (если не трофей), не возжелай жену ближнего своего (если он рядом), ну и т. д. Только несколько отличий было от заветов христианства. Первая, кровная месть, Творец благоволил к мстящим. Я даже в закон княжества вписал несколько пунктах о кровной мести. Так что мстящий подав официальную заявку в администрацию населенного пункта, не будет привлечён к суду в случае смерти его оппонента. Второй пункт это двое и троежёнство. Крестьянам разрешалось иметь не более двух жен, если они в состоянии их прокормить, дворянам и жрецам не более трёх. Князю и главному жрецу уместно иметь пять жен, в прямом и переносном смысле. Про наложниц никто не говорил, это по желанию бояр.

Многожёнство было одно из привлечений прихожан в наши ряды. Были желающие и немало, особенно из моих стрельцов и пушкарей. Среди холопов их было куда меньше.

Кроме меня на флотилии находилось ещё трое жрецов. Это были мои старые воины, с которыми я уходил из Крыма. Двое уже были в возрасте, и это было идеальным для них продолжением жизни, третий был куда моложе. Старики уже никогда не перепрыгнут саны младших жрецов и они до конца жизни будут вести литургии в храмах, разводить и женить, благословлять и освещать. Те пять пунктов, про которые я говорил, были написаны не просто так. Главный пункт это умение писать и читать, а оба пожилых храмовника этого не умели, хотя и старались выучить по минимуму.

С момента создания этой веры все трое получили неплохой опыт, они проводили богослужения, принимая в наши ряды новых верующих, было около сорока свадеб, освящение новорожденных, ну и похороны тех членов, которые не дождались отправки. Жрецы пользовались уважением среди крестьян, но не сильным. Про свои умения я молчал, не хотел, чтобы об этом пошли слухи и узнали в Великом Новгороде, и приказал молчать остальным свидетелям из своих людей.

Сейчас это уже не требовалось, наоборот нужно показать свою святость, чтобы приманить новых членов, так как из всех людей на флотилии всего треть члены новой веры, остальные сочувствующие и сомневающиеся. Вот я и хотел этого паренька пригласить в жрецы, молодой, со временем поднимется выше, а пока побудет стажёром, это младший сан перед младшим жрецом. Этот крестьянин идеальная фигура для этого, тем более я видел, что он пользуется уважением среди других моих холопов. Сын мельника, не простая фигура среди холопов.

Мои слова, можно сказать суть предложения, что я ему выложил, вызвали огромную радость у Ефима, как его звали. Тот надо отдать ему должное, с минуту он подумал и дал согласие. Так у меня появился еще один священник.

'Святую книгу' — прототип Библии — я уже почти написал, сейчас дополняя, но многое уже было претворено из неё в жизнь. Например, мантии жрецы могут носить как в храме, так и на улице, но последнее не обязательно, главное чтобы они были на богослужении. На улице жрец может ходить в обычной одежде горожанина, но обязательно с отличительным знаком. Нагрудный символ Творца у нас был не крестик, а пластинка с изображением солнца. На ней нижние лучи солнца были длиннее. Такие знаки, но небольшого размера выдавались всем новым членам, что уж говорить мне приходилось постоянно носить такой знак верховного жреца, у других жрецов они были чуть меньше моего, но больше чем у обычных прихожан. Вот и все отличия. Разве что только могу добавить, обычные верующие могут носить знак под одеждой, а вот жрецы обязательно поверх неё. И ещё у простых прихожан они были медными, у жрецов серебряные, а у главного, то есть у меня, золотая пластина.

Вернувшись на палубу я отпустил остальных помощников и с Ефимом прошёл к себе в каюту где, выгнав всех пассажиров, в торжественной обстановке принял нового члена нашего культа, выдав ему мантию и нагрудный серебряный знак. Мой ювелир их три десятка наготовил, причем все с номерами на обратной стороне. Ефим же мне вернул свой, малого размера. Как оказалось, Ефим уже был нашим прихожанином. Я об этом, кстати говоря, не знал. Не я его принимал.

Сообщив ему, в какое время завтра начнутся уроки, придется уменьшить уроки по другим дисциплинам, чтобы втиснуть Ефима, ведь жрец в принципе не может быть безграмотным и не знать всех священных заветов, я отпустил стажёра, который накинув мантию, с гордо поднятой головой вышел из каюты.

Зашедший после него Немцов проводил того взглядом и усмехнувшись закрыл дверь. С наружи уже давно опустилась темнота, поэтому большая часть пассажиров уже спали, только те, кто ночевал в моей каюте и которых я временно выставил, терпеливо дожидались снаружи.

Улыбка Федора меня позабавила. Среди тех, кто знал о моих умениях пошло некоторое веяние. Они гордились тем, что они знают, а другие нет. Это выражалось в хитрых улыбках и гордых взглядах, которые можно было идентифицировать как: А я что-то знаю, а вам не скажу. Именно такая улыбка и была у Немцова.