Тимофей Печёрин - Технофобия

Не так уж далеко от истины. Не Золотой Век, конечно, но и не кошмар тотальной бойни. Как говорится, приспособились. Во всяком случае, назвать людей четвертого тысячелетия кормовой базой мутантов у меня не повернется язык. И цифры — не в пользу этого эпитета.

Во время обороны базы одной только нашей группой было ликвидировано не менее полусотни мутантов при двух убитых с нашей стороны. Двадцать пять к одному — такой счет не в свою пользу даже легендарный омский «Газмяс» себе не позволял. У первой группы, которая и ударила в первую очередь, потери, наверное, побольше, но все равно… Противник бежал — именно бежал, а не отступил, причем далеко не в полном составе. Окрестности базы буквально завалены серокожими трупами. Ну и кто после этого «несчастная жертва»?

После битвы встретил в коридоре командора, довольного и итогами сражения вообще (после целой недели неудач) и мной в частности. Молодец, технофоб, сказал он. Я слышал, что такие как ты сражаются как звери, но чтоб настолько!

Вот вроде бы комплимент, а словно подчеркивал мой статус «представителя низшей расы». Или я сам его подчеркнул — своим поведением в бою, поведением, как мне казалось, не особо выделяющемся на общем фоне. Как говорится, на войне как на войне. От командорова же комплимента повеяло каким-то снобизмом в духе английских колонизаторов в Африке или Индии. Ну дикари, ну звери, ну дают!.. И не важно, сражаются ли «звери-дикари» на твоей стороне, или против тебя.

Как ни радовался командор этой, несомненно, крупной победе, от падения в эйфорию он был все же далек, в чем не преминул мне тогда признаться. Да, нападение мы отбили, но расслабляться рано. У мутантов, знаете ли, короткий период созревания, многие из них, как ни крути, ушли живыми, а значит способными восстановить свою численность. Если мы остановимся, через год нападение повторится, но эти твари учтут свои прежние ошибки. Другими словами, завтра утром нас ждала наступательная операция. Вторжение в ближайший сектор мутантов, потери которого в сегодняшней заварушке должны быть, по всей видимости, наибольшими. В случае захвата сектора, подконтрольная мутантами часть города будет разделена надвое.

Еще, как признался командор, он рад тому, что в завтрашней операции я буду сражаться «с нами», а не «против нас». Иначе говоря, мое участие в завтрашнем наступлении даже не обсуждалось.

Под грузом новых впечатлений я провозился на койке до самого утра. А может проблема в том, что за тысячу лет я смог выспаться впрок, на всю оставшуюся жизнь. Так или иначе, я застал тот момент, когда мои товарищи по оружию один за другим начали подниматься с коек, причем сами, по собственной воле, без всякой команды «подъем». И обусловлено это было вовсе не врожденной сознательностью личного состава, поскольку каждый просыпался, когда… просыпался. Кто-то уже встал, а кто-то еще видел энный по счету сон. Никто никого не подгонял, никто не возражал, когда я, продолжая нежиться, остался в почти пустой казарме.

Когда я, наконец, соблаговолил подняться и осмотреться, меня ждал новый сюрприз футуристического свойства. Койки сослуживцев выглядели как угодно, только не «по Уставу». Одеяла скомканные, а где-то отвернутые, подушки смятые, одна даже валялась на полу. На этом фоне наработанный годами инстинкт заправки кровати после сна выглядел неуместнее диспута между приверженцами учений Гегеля и Шопенгауэра в школе для умственно отсталых детей. Работать, значит, не надо. На то, видите ли, техника есть.

С легким сердцем доверив свою койку и казарму в целом достижениям техники будущего, я оделся и отправился на завтрак. Одна из издержек бессонницы — растущий аппетит. Правда, стоило мне перейди порог столовой, как меня там встретил оглушительный вой, доносящийся из стен, потолка, и даже пола. Завтракающие бойцы десятками пар глаз впились в меня, словно я стоял без штанов на Красной Площади. Именно так я себя почувствовал, потому и замер в нерешительности на входе.

— Новенький? — догадался один из бойцов, — кушать пришел?

— Ага, — ответил я нехотя, — что это за звук?

— Детектор нечистости, — последовал уверенный ответ, — сообщает, что некто, проснувшись, но, не пройдя процедуры, вздумал сразу перейти к завтраку.

— Некто? — произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь, — процедуры?

— Да, гигиенические процедуры. Новенький, неужто ты не заметил? Дверь рядом с казармой, там еще солнышко нарисовано.

— Дак он же технофоб! — это мне уже вслед неслось, вперемежку со смехом, когда я направился искать «дверь с солнышком». Технофоб, значит. Технофоб и этим все сказано. Кем они меня считают? Пещерным человеком, что моется только под сильным дождем? Я не исключал, что про технофобов, как в мое время про чукчей, индейцев и кавказцев, здесь сложены целые «сериалы» анекдотов. Ладно, не будем лезть в бутылку, ибо я здесь, как ни крути, «новенький».

А все-таки интересно, кем я предстаю в глазах обитателей базы со своими, зачастую неуклюжими, попытками освоиться? Как деревенщина в мегаполисе? Или вообще дикарь, что пришел в ужас, впервые увидев лифт в действии? С моей же точки зрения я действовал правильно. Во-первых, я слышал, что здесь, где вам не тут, даже моются «по Уставу», в смысле, по определенным дням. А во-вторых, что за бессмысленная эмблема — солнышко? Я всегда считал, что душевые и ванные комнаты помечаются условным изображением падающих капель или чего-то в этом роде. А тут — солнышко, понимаешь… Кстати, туалет я вчера нашел сразу, именно, благодаря «правильной», не зависящей от времени, эмблеме.

Помещение, куда вела «дверь с солнышком», на ванну не походила вовсе. Это вам не туалет, где особо нечему меняться. Здесь же не было совершенно ничего, даже обыкновенной раковины и куска мыла. Мыться было нечем.

Я уже собирался уходить, чувствуя себя несмышленым дитем, которого разыграли более старшие члены семьи, как вдруг заметил на одной из стен единственный предмет интерьера — вешалку. Самую обычную вешалку с крючками, какую можно было встретить в мое время где угодно — и в учебных заведениях, и в кафе и ресторанах, а театр, вообще, согласно пословице, начинался с нее.

Та-а-ак, первая точка соприкосновения найдена. Подойдя к вешалке, я снял с себя одежду и в следующую секунду понял, что других «точек» не понадобится. Меня всего словно пробрало — не ветром, нет, каким-то излучением, неведомым глазу, зато очень ощутимым для организма. Я прямо чувствовал, как невидимые лучи волной проносятся по коже, выжигая бактерии и самые микроскопические скопления грязи. Когда же эти ощущения кончились, до меня дошел и смысл произошедшего, и, в частности, эмблема-«солнышко».