Тимофей Печёрин - Технофобия

Скрытность же мастеров относительно переломного этапа своей истории в этом контексте приобретает совсем уж конспирологический окрас. Что скрываем? Грязь? Кровь? И зачем держать в неведении своих же коллег?

Моя благоверная в подобные моменты неопределенности любила задавать «вопрос ребром», не особо беспокоясь о реакции собеседника. Еще ее жутко бесило отсутствие у меня подобной прямолинейности. Недостаток это или нет, но в данном конкретном случае я решил попробовать. В конце концов, не мутантам же меня скормят за неудобные вопросы.

— Скажите, Роберт, — обратился я к мастеру, который уже разделался с пирожками, — тот курс истории, что я прослушал сегодня, он весь?

— Не понимаю, — тот покосился на меня как на сморозившее глупость дитя.

— Последнее историческое событие, отраженное в нем — эпидемия техногенных катастроф. Начало двадцать третьего века. А что дальше? Как научились делать людей бессмертными? А как мужчины и женщины стали жить обособленно? А разделение на боевые кланы — сколько это длится? И война с мутантами? И бойцы — они что, родились в форме и с оружием в руках? Почему они не помнят своего детства? Ну и наконец, вы говорили о выходцах из прошлого, из Пантеона. Где они? Почему-то я на нашей базе никого из Пантеона не встретил.

Любой реакции я ждал, к любой был готов, кроме той, которая последовала за шквалом моих вопросов. Роберт улыбался — широко, искренне и снисходительно, всем своим видом показывая, как я его повеселил.

— Вам еще многому предстоит научиться, мастер Владимир, — произнес он, — вы в мастерах — без году неделю, и удивляетесь, почему вам не все понятно?

— Я бы сказал — скорее, мне все непонятно.

— Тогда наберитесь терпения, хотя бы выслушать мои ответы. Все по порядку. Курс истории — он действительно заканчивается эпидемией. Надеюсь вам не надо объяснять, что это событие является ключевым для нас, мастеров? Бессмертие, а, вернее, восстановление человеческого организма, основано на исследованиях, начатых еще в двадцать первом веке, но успеха… настоящего смогло достичь только с наступлением синтетической эпохи. Синтезирующим машинам все равно, что синтезировать — хоть картошку, хоть оружие, хоть человеческий организм. Было бы достаточно информации. Помните, вас облучили в первый день вашего пребывания на базе? Вопрос лишь в пересадке сознания и воспоминания погибшего человека во вновь созданное тело, но и это не представляет труда при нынешнем развитии кибернетики. Да будет вам известно, что шлем, который носит каждый боец, еще и записывает и передает в банк данных воспоминания того, кто его носит. И должен заметить, я не считаю эту технологию какой-то революционной. Революционным было изобретение самого принципа синтеза по кругу вещество — энергия — вещество. А возможность восстановления человеческого организма — лишь одно из следствий. И взаимная обособленность полов — тоже, по, наверно, понятной вам причине. Кстати, я и большинство нынешних мастеров были свидетелями и того и другого, поэтому и не видим смысла отражать их в курсе истории. К тому же мы, для продления жизни, используем не синтез, а специальные инъекции, ускоряющие регенерацию клеток. Вот это я понимаю, научно-технический прорыв. Что до восстановления… вы можете покопаться в архиве, там вполне могут находиться файлы на соответствующую тематику.

— А боевые кланы? Война с мутантами? — никак не мог угомониться я.

— Ответ тот же — можете поискать в банке данных. Но, как и в предыдущем случае, ничего интересного в этой теме не вижу. Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, Владимир.

— Глупее?

— Ну да. Наверняка вы уже сами поняли, что это была форма социальной адаптации. Сперва стабилизация условий жизни, обретение уверенности в завтрашнем дне. Потом — поиск некогда утраченного смысла жизни. И, наконец, превращение средства в цель. Видимо, других вариантов не нашлось. Кстати, эти перестрелки не так уж бесполезны, как вам могло показаться. Если бы люди не били мутантов, эти плодовитые твари давно бы не оставили на планете свободного места. Что же касается отсутствия у бойцов воспоминаний детства… каков ваш эффективный возраст, Владимир?

— Какой-какой возраст?

— Эффективный. Без учета пребывания в Пантеоне.

— Тридцать… три года.

— Вот, даже на точной цифре споткнулись. А как у вас, при вашем ничтожном возрасте, с воспоминаниями детства? Все ли вы помните в деталях?

Я напряг мозг и с прискорбием вынужден был признаться, что детство, особенно первые годы своей жизни, я помню смутно. Несколько небольших островков — самые любимые подарки ко дню рождения, самые строгие наказания, разделенные океаном беспросветного тумана. Пришлось помотать головой, соглашаясь с Робертом.

— Вот! — произнес он торжествующе, — а что вы хотите от людей, живущих не по одной сотне лет? Те воспоминания просто погребены под толщей более поздних. К тому же, при записи возможны сбои, потеря части данных. Боец погиб, его восстановили, но память вернулась не полностью. Кое-что забылось, чего не жалко. А вот насчет того, что бойцы «родились в форме» вы не так уж и неправы. Ветераны кланов, включая командора, были рождены еще естественным путем. Более младшие… были восстановлены из генного материала некогда живших и умерших людей. Например, на этой базе служат два умерших и восстановленных родственника командора. О том, чтобы вернуть им всю память, и речи быть не могло. Что еще?

— По поводу выходцев из Пантеона.

— На нашей базе их двое — вы и Яков Розовский по прозвищу Голем. Он, кстати, бывший военный и стезя мастера его не привлекает. Но я имел в виду не нашу базу, не только ее. Не понимаете? Да, нам воспрещается покидать модуль, но для общения с коллегами из других кланов физический контакт вовсе не обязателен.

— Сеть? — предположил я, — И-мэйлы? Чаты?

— Сигнальные огни и почтовые голуби, — хмыкнул Роберт, — Коммутодром — слышали когда-нибудь?

— Кому-то дром, а кому-то не дром, — только и мог сказать я. Ох и дураком я в тот момент себя чувствовал, ох и дебилом! Каждый ответ на казавшийся таинственным и важным вопрос не только разрушал таинственность и от важности не оставлял камня на камне. С каждым ответом я все больше ощущал себя несмышленышем, допекающим взрослых вопросиками типа «почему трава зеленая?» или «почему вода мокрая?». Ощущение не из приятных, знаете ли.

Своды готического замка уходят высоко в темноту, куда не в силах достать ни скудный свет факелов, ни регулярные, но одиночные вспышки молний за окнами. Там, снаружи, бушевала непогода, а темные густые тучи хранили время суток как самую великую тайну.