Дмитрий Тедеев - Сила меча

Приступ тошноты вызвал запах и вид мяса, от которого ломились столы. Огромные бифштексы с кровью сразу же заставили вспомнить окровавленные трупы убитых мной людей. От одной мысли о том, что мне, возможно, придётся всё это есть, я чуть не умер. К счастью, непременно есть мясо от меня никто не потребовал, на столе полным–полно было и вполне вегетарианских блюд.

Наполнялись вином и осушались кубки, гремели приветствия, подхватываемые восторженными глотками, то и дело раздавался оглушительный хохот. Люди вовсю веселились, празднуя смерть герцога, своих командиров и товарищей и моё возведение на герцогский трон…

В самый разгар пира к сидящему в стороне за отдельным столиком Ларемизу, назначенному мной новому старосте деревни, подскочил крестьянин с перекошенным от страха лицом. Он что‑то прошептал тому на ухо, и Ларемиз тут же бросил на меня беглый взгляд, тоже наполненный смертельным ужасом.

У меня внутри всё похолодело от этого взгляда. Ларемиз был не из тех, кто из‑за слабых нервов способен испугаться чего‑то понапрасну. Я понял, что на меня (и не только на меня) вновь надвигается смертельная опасность…

Да сколько же можно в конце концов! Сколько можно! Я – всего лишь школьник, пацан, которому только три дня назад исполнилось пятнадцать! Почему меня всё время кто‑то хочет убить? Почему мне, чтобы спастись, приходится убивать самому? Я не хочу, не могу больше, я на пределе, вернее – уже перешёл какой‑то важный предел. Я не хочу, чтобы ещё кто‑нибудь умер от моей руки! И я не хочу, чтобы убили меня! Не смотря ни на что – не хочу! Что‑то во мне категорически противится этому, и это что‑то, если меня опять начнут убивать, вновь превратит меня в дикого, не знающего пощады зверя… Я не хочу опять становиться зверем!

Отчаянные эти мысли молнией сверкнули, пронеслись в моей голове, а я уже делал властный жест рукой, подзывая к себе Ларемиза.

— Что случилось, Ларемиз? – небрежно спросил я.

— Господин… Максим… благородный… рыцарь Лунного Света… — голос обычно хладнокровного и невозмутимого Ларемиза прерывался от волнения.

— Я знаю свои титулы, нет нужды их повторять. Говори, что случилось, — приказал я и поднял руку, требуя тишины. Как я и ожидал, невообразимый рёв мгновенно, как по волшебству, смолк, и в наступившей мёртвой тишине неожиданно громко прозвучали слова нового старосты.

— В лесу нашли колдуна. Убитого. Но перед смертью он успел сотворить чёрное заклинание. Со щенком. При луне. Его потом убили той же дубиной, что и щенка. На теле щенка ясно виден знак. Его зов услышан. Скоро здесь будет Лесной Владыка.

Я хотел было спросить, кто такой этот Лесной Владыка, но вовремя прикусил язык. По враз побелевшим лицам воинов, не очень боявшихся смерти, я догадался, что в этом мире не знать, кто такой Лесной Владыка, просто невозможно.

— Господин Максим, – негромко, но так, что его все слышали, обратился ко мне граф, – надо немедленно уезжать. До наступления сумерек есть время, может быть, ещё успеем скрыться. Вы поедете верхом, или предпочтёте карету?

Говорил он таким тоном, что было ясно, что он и мысли не допускал о том, что я вздумаю возражать. Я и не думал возражать. Кем бы он ни был, этот Лесной Владыка, я не хочу с ним встречаться, не хочу сражаться. И очень хорошо, что от меня этого тоже никто не требует, никто тоже ни хочет, чтобы я с ним сразился. Видно, сражаться с ним просто невозможно никому. Ещё можно успеть скрыться? Очень хорошо! Значит, будем скрываться! Это лучше, чем убивать кого‑то для того, чтобы не убили тебя. Можно предпочесть карету? Очень хорошо! Предпочитаю карету! Поехали! Раина, ты где? Поедешь со мной!..

И вот мы едем в уютно покачивающейся карете, и веки мои мимо воли, вопреки новой грозящей опасности, слипаются, я, делая безнадёжные усилия, пытаюсь открыть глаза пошире, но веки такие тяжёлые… И что из того, если я послушаю рассказ Раины с закрытыми глазами? Ведь я же не сплю, совсем не сплю, я всё слышу, что она мне говорит, вот только смысла слов разобрать почему‑то никак не могу…

Я опять иду по воде, по Лунной дорожке, но теперь я один, без Олега. Вот вода исчезла под ногами, а Дорожка превратилась в острый скалистый гребень, в настоящее горное лезвие, облитое холодным светящимся серебром. Справа и слева от меня склоны обрываются вниз почти отвесно, и снизу, из бездонных пропастей, сквозь марево тумана поднимаются острые каменные зубья. Туман живой, он тоже светится Лунным серебром, переливается, шевелится. А мне чудится, что это какое‑то чудовище скалит каменные клыки.

Но вот горы, горные пропасти, живой туман, всё это тоже исчезло, вокруг меня – чёрная Космическая Пустота, холодная Бездна. А горное лезвие теперь – лезвие Меча. И я иду по этому сверкающему лезвию. И при этом держу этот же Меч в руках, направляю Его туда, куда должен пролечь мой путь.

Слева из Бездны поднимается громадная голова чудовищного крылатого Змея. Змей ухмыляется и держит в зубастой пасти окровавленную мёртвую Раину. Я беззвучно кричу, разрывая лёгкие, тяну к Раине руки. Забыв, что держу в руках Меч, на лезвии которого стою. Меч вздрагивает у меня в руках, и я, сорвавшись, лечу с Его лезвия в пропасть, в бескрайнюю Бездну. В другую Бездну, не в ту, откуда появился Змей. Змея и Раины нет нигде, от ужаса разлуки я пытаюсь кричать, но не могу, в груди больше нет воздуха. И вокруг меня тоже нет воздуха, я задыхаюсь в Космической Пустоте и знаю, что сейчас умру. Перед тем, как умереть… просыпаюсь.

Разбудило меня отчаянное, дикое ржание лошадей, впряжённых в нашу карету. Не просто ржание, какой‑то лошадиный визг, плач в голос, наполненный ужасом и предсмертной тоской.

— Сиди и не высовывайся! – приказал я, открывая дверцу. Перед тем, как выскочить из кареты, оглянулся. Раина, побелевшая как смерть, кивала головой, но видно было, что смысл моих слов до неё не дошёл. Я хотел было более жёстко повторить приказ, но мне стало жаль девчонку, и без того перепуганную почти до обморока. А успокаивать, уговаривать – было некогда. Я успокоительно улыбнулся ей и торопливо выскочил наружу..

И сразу увидел Лесного Владыку.

Это был не человек. Вернее – не совсем человек. И не только человек.

Дорогу перегородил огромный ящер. Больше всего похожий на тиранозавра, но только не на такого, каким тиранозавра рисуют в книжках. Это чудовище стояло не во весь свой огромный рост, а сильно наклонившись вперёд. Голова его была совсем близко от нашей кареты. И по размерам не намного ей уступала. Ящер равнодушно смотрел сквозь нас бессмысленным и пустым взглядом. Из приоткрытой пасти доносилось зловоние, такое, что у меня сразу спазмом перехватило горло и закружилась голова.

Ящер напоминал гигантскую курицу, наклонившуюся, чтобы поклевать червячков. Этими червячками, очевидно, должны были стать мы. Спина ящера была вытянута почти параллельно земле, и на этой спине было какое‑то сооружение, что‑то вроде большого гнезда. Или избушки, полуразвалившейся или, наоборот, крайне небрежно построенной. “Избушка на курьих ножках”. Ноги у ящера и правда напоминали куриные, только невообразимых размеров.