Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь

Алекс почувствовал, что наступил предел — его крайне ограниченные знания основ торговли и денежного оборота явно недостаточны, чтобы рассуждать о структуре затрат в себестоимости продукта и дисбалансах международного товарообмена. Точнее, он краем уха слышал подобные термины, но не слишком ориентировался в этих понятиях.

— Встретиться с иными противниками войны — возможно? — подала голос Иана.

— С трудом. На носу новогодние праздники. Мои коллеги временно оставили политику.

— Тогда позвольте нам задержаться до начала января.

— Не уверен, что это благоразумно, — пэр задумчиво протёр очки и нацепил их на переносицу, Алекс внутренне с ним согласился. Всё выяснено, каждый лишний день во вражеской столице не нужен и чреват неприятностями.

— И всё же?

— Ну, если вы настаиваете. И в память о благородном мессире Эрланде я не имею права отказать вам в просьбе. Сделаем так — оставайтесь в тех же покоях во избежание огласки. Невозможно быть уверенным во всей челяди, — он улыбнулся с выражением «ну вы же понимаете» и продолжил: — Я приглашу кого смогу.

Алекс сердито свёл брови.

Благородные. Челядь. Да сам он, «высокородный мессир Палла», потомок ровно таких же челядинов. Не сравнить с теями. Даже если врождённая склонность к полётам не гарантирует истинной приверженности идеалам дворянской чести, Мейкдон и Байон тому пример, владение Силой есть бесспорный атрибут, что ты — не самозванец, ты — настоящий аристократ, не выскочка из кухаркиных детей. Только Иана, стопроцентная чистокровная высокородная, остаётся единственным близким по духу человеком во враждебном ламбрийском мире. Как же она умудрилась наняться на службу именно к Эрландам?

Как бы ни хотелось сообщить ламбрийцу об истинном положении дел с аристократизмом, Алекс сдержанно поблагодарил, стараясь не слишком выдавать движения чувств:

— Чрезвычайно признателен, мессир. С вашего позволения, мы с синьориной удаляемся и ждём вашего приглашения.

Они не разошлись по спальням и уединились в комнате Ианы, больше похожей на келью в монастыре Сестёр Всевышнего. Даже картин мало — жалкая полудюжина родовитых предков Паллы, которые с полотен принялись разглядывать непрошенных постояльцев.

— Что ты об этом думаешь, Алекс? Всё зря?

Она взволнованно ухватила его за пальцы. На подобные нарушения этикета «супруги» плюнули со времён «Ламбрийской звезды».

— Не зря. Мы обязаны были пройти путь до конца. Мы прошли его.

— Да. Не уронили честь. Я знаю, как много это для тебя значит.

Она пристально посмотрела в глаза спутника и добавила:

— Ведь ты совсем не богат. Честь и карьера — всё, что у тебя есть?

И ты, чуть не ляпнул Алекс. О, безусловно, Иана у него есть. Но в каком качестве? Подруга по несчастью, спутница, или даже просто обуза…

Он грустно усмехнулся.

— Да, карьеру хорошо делать с честью. К сожалению, за короткое время в Леонидии я понял, что честь — скорее препятствие для успеха. Ценится преданность синьору, а не идеалам.

— Синьоры разные. Уверена, среди наших соотечественников есть и такие, что оценят по достоинству твои принципы.

А ты оценишь?

Беззвучный вопрос остался без ответа. Зато на поставленный мессиру Палле через день прозвучал ответ более чем однозначный: партия мира не считает возможным предотвратить войну.

Вечером хозяин пригласил Алекса и Иану в свой кабинет, где обнаружились ещё трое респектабельных господ, среди них — промышленник с хищным лисьим лицом, окаймлённым такой же круговой порослью, и сравнительно молодой банкир, не более лет тридцати, чисто выбритый, не считая узкой линейки усов, чем-то похожий на тея. Их беседа быстро перетекла в перепалку, судя по всему — привычную, потому что фехтование аргументами и контраргументами носило характер отработанный. Скорее всего, они повторили давно переговоренные вещи.

Иана предприняла самую последнюю попытку сделать хоть что-нибудь, смотревшуюся несколько комично: тонкая юная тея среди маститых пэров, пытающаяся убедить согласиться на неприятные для них вещи.

— Как я полагаю, господа, единственный мирный выход из положения — обсуждение с икарийскими властями снижения экспортных сборов, а единственное препятствие к такому обсуждению состоит в разрыве дипломатических отношений. Но если вы адресуете от своего имени послание, скажем, канцлеру нашей империи, о консультациях на частном уровне, то, быть может…

— Не может, синьорина, — невежливо оборвал её, словно неразумного ребёнка, третий гость мессира Паллы, самый раздражительный из присутствующих, высокий массивный старик с брылястым красным лицом. — Чего мы добьёмся? Война начнётся не раньше лета. Мессир Палла успеет распродать складские запасы, мы — поставить ещё партию-другую товаров в Икарию. Если вдруг ваш император с герцогами дрогнет и срежет ставки, мы потеряем все: я от падения покупательной способности, Палла от снижения цен. Нет уж. Торгуем до разумного предела, выводим золото в банки и ждём новой конъюнктуры. Верно, господа?

С большей или меньшей степенью готовности пэры согласились. Алексу не понравился взгляд одного из них. Смахивавший на лису будто спрашивал: чего это мы распрягаемся перед юнцами из вражеского лагеря…

— Немедленно уходим.

Иана вздрогнула от тревожного шёпота компаньона, подозрительно глядящего в затылок последнему из атенских воротил, покидающему кабинет.

Владелец особняка продемонстрировал отменный слух.

— Не смею задерживать. У моих коллег сложилось… гм, неоднозначное мнение относительно вас.

— Премного благодарен, мессир, — Алекс щёлкнул каблуками и резко кивнул, демонстрируя строевой знак уважения. До тошноты не хотелось прощаться за руку.

— Не стоит… Синьоры, не нужна ли помощь? Деньги на дорогу, документы?

— Не нужно беспокоиться…

Иана резко перебила спутника.

— Право, неудобно, но мы оказались жертвами грабежа. Десять золотых крон нас бы весьма выручили.

Через три минуты после этих слов за ними захлопнулась массивная дверь домашней крепости. Алекс приподнял воротник, Иана не постеснялась достать плащ с капюшоном, заботливо сбережённый на всякий случай, и не побрезговала набросить его поверх шубы, укрывая голову от зимнего ветра.

— Взять деньги от ламбрийца тебе бы не позволила честь?

— Я вообще поражён его щедрости. А по сути — он теперь такой же наш враг, как и всякий, в ком имеется хотя бы капля ламбрийской крови, поэтому полученные средства можно приравнять к трофею. Тем более золото отсчитал не из любви, не решился нас убить и рад был избавиться любой ценой.

Что-то в этой тираде сильно расстроило Иану, но выяснять некогда. Она постаралась скрыть чувства, деловито спросила: