Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь

— Друзей? Ламбрийцев? — переспросил вслух.

— Да! Именно! Проклятых ламбрийских червей, как вы изволили выразиться, высокородный синьор. Не понимаете… Не догадались? Моя мать — ламбрийка!

Его словно обухом приложило. Что значит — ламбрийка?! Марк, всего на четверть унаследовавший чуждую кровь, летает как утюг. А тут — половина! Полукровка…

Иана лжёт? Вряд ли. Тогда впитанные с детства представления об этом мире летят в тартарары.

— Вам не понять, тей. Для меня одинаково больно, когда ни за что умирают икарийские или ламбрийские подданные. В ваших глазах — я червь. Червяк!

Алекс был готов кричать на весь лес, выходить из себя, махать кулаками, стучаться лбом о стенку возка… Судорожно глотая морозный воздух, он сказал только:

— Садитесь внутрь, синьорина. Пусть смерть этих несчастных не пропадёт даром.

Через пару часов умеренной езды он понял, что лошади долго не протянут. По-хорошему, полагается завернуть на постоялый двор, распрячь, напоить и накормить, дать отдохнуть. Увы, не дворянская наука — ухаживать за тягловыми животными. Оседлать и расседлать Алекс, конечно, сумеет, а с этой четвёркой любой кучер или конюх поймёт фальшь. Вдобавок — темнеет. Он натянул вожжи.

— Позвольте?

Внутри — живительное тепло и моральная атмосфера жуткого холода, по-прежнему струящегося от Ианы.

— Хотел с вами обсудить… — Алекс замялся. До этого он действовал по своему усмотрению и не слишком прислушивался к её мнению, например, когда грубо остановил санную повозку у военного порта. Сейчас слова прозвучали нелепо, как попытка найти повод для возобновления разговора и склеить отношения.

А что склеивать? Они по-прежнему в тылу врага, какое бы происхождение ни было у Ианы. Точно так же, как два или три дня тому назад могут рассчитывать только друг на друга. Иного между ними ничего не произошло. Поэтому — в сторону глупости. Надо выжить и выбраться.

— Да, обсудить. Мы заедем на постоялый двор. Вы как госпожа объяснитесь, что на нас напали, кучер погиб, лошадьми правит неумелый лакей. И если бы кто-то помог…

— Нет.

— Простите?

— На двери вензель, на лошадях клейма. Вы не заметили? Мы и так вызываем подозрение. Любой хозяин постоялого двора или корчмы запросто кликнет стражников.

— О, дьявол…

— Вы были слишком увлечены убийством.

— Каюсь — не учёл, — в умерщвлении ламбрийцев Алекс по-прежнему не захотел каяться. — Тогда предлагаю ехать вперёд до последнего. Если лошади начнут выдыхаться, остановлюсь и позволю им отдохнуть. Потом — в лес.

Он не стал договаривать, что там животные погибнут. И так ясно. Сущая мелочь по сравнению с судьбой хозяев четвёрки.

Породистые кони продержались на удивление долго. Алекс завернул их на место последней стоянки далеко заполночь, сам перебрался в тепло.

— Иана!

— Да?

— Может, не самое подходящее место и настроение… Но — как есть. С Новым Годом!

В трофеях нашлась бутылка вина, которую быстро приговорили, после чего Алекс свернулся клубком на переднем сиденье и достаточно скоро уснул.

Иана просидела добрый час без сна ни в едином глазу, мучаясь одним и тем же вопросом.

Как он мог?

Человек с такими устоями, с безукоризненным понятием чести… Неужели достаточно сказать себе: мы на вражеской территории, и обычные правила не действуют? Благородство и порядочность опадают шелухой. Остался только зверь, готовый растерзать любого на пути ради собственной цели.

Да, по отношению к ней по-прежнему корректен. С похода в ресторан смотрел увлечённо, с явным восхищением и одновременно смятением, так и не определившись — как относиться к спутнице.

Но это до поры, до времени. Она вычеркнула себя из числа достойных, к кому нужно относиться с уважением. Призналась. И прочитала в его глазах приговор — мерзкая полукровка. Как иначе расшифровать неприкрытый ужас, расширившиеся зрачки, пальцы, сжавшиеся в кулаки?

Алекс сам для себя устанавливает границы дозволенного, применим или нет кодекс чести. Если решит, что находящийся рядом человек вне кодекса, ничто не помешает всадить тому шпагу в горло. Иана дала повод считать себя вне правил.

И после подобного ужаса, настоящего краха, Алекс свернулся на сиденье и уснул сном праведника, причмокивая по-младенчески!

Чудовище… Злое, чёрствое, равнодушное. Ненавистное!

Даже новогодний подарок — лучшее свидетельство тёмной стороны его натуры. Алекс преподнёс дамский однозарядный пистолет из запасов ламбрийской госпожи, ограбленной утром на глазах Ианы. И отправленной пешком по морозу со всеми шансами остаться на дороге навсегда.

За следующие четыре дня они не обменялись и десятком фраз. В первое январское утро Иана смогла уговорить владельцев случайного экипажа подвезти их, вдохновенно наврав про грабителей, убивших кучера и забравших карету, остался лишь дурковатый слуга.

Её пустили внутрь. Алексу, понятно, пришлось потеснить обитателя передней скамьи.

Внутри путешествовала большая семья старых понятий, глава которой не признавал поезда как средство передвижения, считая его дьявольским изобретением. Иана влилась в неё, как будто приходилась дальней и вдруг нашедшейся роднёй.

Тей ограничился односложными ответами «да» и «нет» на вопросы кучера и был оставлен в покое как слабоумный, не умеющий поддержать разговор. Маска слетела к концу четвёртого дня, когда Алекс наглядно увидел, что здесь он не одинок в грабительском промысле.

Сначала поперёк дороги выехали и перегородили её крестьянские розвальни, остановившие экипаж. Потом из кустов выбежали вооружённые люди.

Кучер моментально бросил кнут, демонстрируя нежелание сражаться за хозяйское добро. На убогого соседа по скамейке даже не глянул. А зря.

Северянин насчитал семерых лихих людей. Плюс восьмой на розвальнях. У Ианы маленький пистолет из предыдущей кареты и нож, но она скована присутствием новых «родственников», среди которых двое совсем юных.

Один против восьми… Опасно. Здорово!

Вероятно, при виде покорности кучера грабители ожидали чего-то подобного от его щуплого товарища. Двое даже ошибку не успели осознать.

Алекс скатился с облучка и ударил шпагой одновременно. Острый кончик рубанул по глазам ближайшего разбойника. В следующую половину секунды, продолжая движение, сталь влетела в шею его соседу.

Раненый, в мохнатой грязной шапке и рваном тулупе, тонко взвизгнул, отчего третий бандит, открывший левую дверцу, обернулся и увидел лицо своего убийцы. Пистолет он повернуть не успел.

На этом преимущество внезапности кончилось. С той стороны четверо, и там тоже открыта дверца. Алекс выстрелил между пассажирами кареты, пробив грудь самому зловещему из сухопутных корсаров. Пистолет Ианы громыхнул мгновением позже, бородатый детина с ружьём упал навзничь.