Виктор Ночкин - Хозяева руин

Дамар все с той же непоколебимой уверенностью поднял ствол, направляя его на Алекса. Палец скользнул к спусковому крючку.

– Ты не человек! – выкрикнул Алекс. – Ты Лес!

Длинная очередь, выпущенная в упор, отшвырнула Дамара, старший свалился и замер. Алекс, больше не оглядываясь, рвал и дергал обеими руками ветки, опутавшие Яну. Вот между листьями показалась черная куртка… Кулак с побелевшими костяшками пальцев, стиснувший стебель. Рука Яны шевельнулась, оттаскивая в сторону ветку, которая из-за стараний Алекса держала немного слабее.

Алекс, выронив автомат, стал рвать и дергать стебли, вот уже показалось облепленное липкими листьям лицо Яны, белое как мел. Она выплюнула мятый зеленый ком и прохрипела:

– Сильнее дергай, растяпа…

И тут-то в груди Алекса что-то встрепенулось, сердце от радости словно подскочило – жива! Ругается! Как раньше! Как всегда! Он с удвоенным остервенением стал рвать и дергать стебли, которые, хотя и были мягкими с виду, под руками делались жесткими и неподатливыми. Яна тяжело вздохнула и обвисла в зеленых петлях. Заметив, что ее шею стискивает еще один побег, Алекс рванул его изо всех сил, и зеленая плеть, наконец, лопнула. Но Яна с застывшим взглядом безвольно болталась в сетке ветвей. Изо рта потянулась ниточка зеленоватой слюны.

А разорвать или оттащить сеть, которая держала пленницу, Алексу никак не удавалось… Боец Края, оглушенный Алексом, снова застонал и перевернулся лицом вниз. Попытался приподняться, но руки подломились. Краевец приходил в себя. Алекс затравленно оглянулся – автомат под ногами, Дамар в луже крови рядом с ним, шприц, при помощи которого люди Щелокова вгоняли препарат в дерево у опушки… Алекс бросился к шприцу, схватил его, выдернул поршень и вставил ампулу с препаратом. Как это работает? Когда поршень прижмет ампулу, тыльная сторона иглы проткнет резиновую заглушку, и вещество попадет в игольный канал…

Оглушенный краевец пополз наперерез Алексу, когда тот снова бросился к обросшему ветками столбу. Алекс отшвырнул его ударом ботинка, склонился у основания истукана и с размаху всадил иглу в древесину. Навалился всем весом на поршень, посылая струю препарата в твердое неподатливое тело Леса. Получай!

Когда поршень дошел до упора, Алекс выпустил шприц, поднялся на ноги и отступил на шаг от столба. Ничего не изменилось. Подсознательно он ждал, что средство из ампулы подействует мгновенно, но это, конечно, было невозможно – препарату требовалось время, чтобы проникнуть во внутреннюю систему растения, заменить управление Леса своими собственными хаотическими сигналами. Но что за это время может произойти там, внутри, в зеленом коконе, под которым уже не шевелится Яна? Алекс снова набросился на сплетение ветвей, он рвал и оттаскивал их, снова и снова отдирал от общей массы, но ветки упруго пружинили и норовили вернуться на прежнее место. Побеги были гибкими, сломать их не удавалось, тогда Алекс оборвал несколько листьев, показалось бледное лицо Яны с закрытыми глазами и заострившимся носом.

Алекс ухватил удавку обеими руками и откинулся всем телом, чтобы вес помог ослабить петлю. Это удалось, ветки держали не так прочно, они сделались вялыми и мягко гнулись, уступая усилиям. Алекс понял, что фитовирус уже действует, и снова рванул удавку. На этот раз получилось гораздо лучше, петля развернулась и ослабла, Алекс, удерживая ее одной рукой, ухватил и дернул другой побег, третий – теперь они почти не сопротивлялись и позволяли вырвать их из зеленого месива. Покинув свою прежнюю позицию, ветки бессильно обвисали, вяло подрагивали, но уже не пытались удержать жертву.

Алекс, как безумный, рвал и раздирал ветки, оттаскивал, отшвыривал. Вот ему удалось растянуть сразу несколько толстых побегов, удерживавших Яну у столба, и девушка свалилась ему в руки. Алекс подхватил ее, поволок от идола, за ними тянулся, постепенно разматываясь, здоровенный пучок перепутанных, скрученных в жгуты отростков. Зелень все еще сопротивлялась, не отпускала Яну, пыталась отрастить новые, пока что слишком тонкие веточки, но шаг за шагом Алекс оттаскивал девушку прочь. Он уже был готов радостно крикнуть… что? Не важно что, главное, что радостно. Яна была жива, он вытащил ее из кокона, они спаслись! Но крикнуть он не успел.

Жесткие шершавые ладони обхватили его шею, пальцы впились в горло, Алекс захрипел, поперхнулся так и не прозвучавшим криком и выпустил Яну. Она безвольно свалилась на землю. Алекс перехватил чужие руки, попытался отодрать пальцы, разжать хватку. Но тот, кто напал со спины, не уступал ему силой, он сжимал и сжимал горло. В глазах у Алекса потемнело, поплыли красные круги, в уши бился гулкий звон – каждый удар сердца отдавался мощным ударом невидимого колокола. Алекс из последних сил ударил каблуком по чужой ноге, его локоть жестко врезался в чужие ребра… бесполезно… и вдруг хватка на горле разжалась, и Алекс с хрипом и сипением судорожно вдохнул.

Стряхнув ладони врага, он отпрянул и развернулся – перед ним стоял Асей. Стоял и пялился в пространство, куда-то за спину Алекса, а глаза его были стеклянными и пустыми. Потом колени старшего подогнулись, он сел в траву среди вьющихся молодых побегов. За его спиной оказался Швед. Знакомый, прежний, с окровавленным ножом в руке.

– Я смотрю, ты отрываешь всю эту зеленую лабуду от столба, а наш голубь стоит себе среди зелени как ни в чем ни бывало, – спокойно и даже задумчиво заговорил Швед, вытирая клинок о плечо стоящего перед ним на коленях Асея. Другой рукой Швед держал мертвеца. – Потом встряхнулся и к тебе сзади подкрался.

Алекс просипел что-то невразумительное, массируя горло. Вид старого друга его поразил – прежний, прежний! Ничуть не изменился! И бормочет все так же рассудительно.

– А тут, вполне возможно, в чем фокус? – продолжал отшельник. – Пигалица дергается, рвется из веток, сопротивляется, и тем сильнее ее хватает дерево. Асей же стоял спокойно, дышал ровно, пульс в норме. Его просто накрыло листвой, и ничего страшного. А может, все дело в учащенном сердцебиении, а? Такой вот суд: ставят краевцы истца и ответчика под дерево, а Лес как бы решает, кто из них больше волнуется. Тот, значит, врет, он и виновен. В общем, принцип полиграфа.

Швед поднял нож и посмотрел на лезвие – чистое. Он выпустил мертвого Асея, и тот завалился набок. Потом оглянулся на опутанный свежими побегами столб. Грубо вытесанное деревянное лицо глядело из месива перепутанных веток с явным неодобрением.

– Так, что ли? А, Имир? – обратился к нему Швед. – Ведь тебе плевать на вину и справедливость? Просто кто волнуется, тот и виноват?

Короткий взмах руки… Нож глубоко вонзился в глаз идола.