Дмитрий Матяш - Изоляция

Из интервью доктора Джона Уилл-Марша, члена экспертной комиссии Центра эпидемиологического надзора за контагиозными геморрагическими лихорадками, для британского национального телевидения в рамках ТВ-проекта «All World Around».

Запись от 10 июня 2013 года.

— …Вы не ответили насчет смертности, доктор. Правда ли, что в европейских странах, подвергшихся атаке вируса, в частности в Греции, Турции и Украине, умерло 75 % людей, заболевших на протяжении февраля — мая сего года?

— Да. Правда, если речь об Украине, то это лишь данные, обнародованные обществом Красного Креста. Подтверждения этому из компетентных органов здравоохранения нет. Из-за политической нестабильности в стране и ограничивающих полномочия наших миссий действий местных властей мы можем делать выводы из частных наблюдений.

— И?..

— Численность инфицированных, на наш взгляд, однозначно в несколько раз выше, чем об этом заявляют на официальном уровне. По мнению членов возглавляемой мной исследовательской группы, ситуация давно вышла из-под контроля. Те данные, что звучат из уст медицинских работников в Украине, можно смело удваивать. Да, это так.

— Так есть ли решение проблемы?

— Насколько мне известно, на данном этапе переговоров между странами-партнерами СНГ решается вопрос относительно проведения массовой эвакуации граждан Украины, у которых будет выявлена отрицательная реакция. По-моему, на роль принимающей стороны вызвалась только Россия и, частично, Белоруссия.

— Вы считаете, что эвакуации в качестве превентивной меры будет достаточно, чтобы остановить распространение эпидемии? Насколько мы осведомлены, большинство членов комиссии посчитали ваше предложение о применении к Украине статуса карантинной зоны неоправданно жестоким. Это так?

— Увы, не все могут осознать необратимость последствий, которые может повлечь промедление. В отличие от «большинства», я был там и видел происходящее собственными глазами. Одной лишь эвакуации для страны, в которой десятки тысяч умерших остаются лежать просто на улице и тем самым продолжают выполнять для микробов роль улья, будет недостаточно! Если людей и эвакуируют, то примерно десять миллионов трупов в парках и пустых больницах никуда не денутся. Страны, в которых введен карантин, для начала нужно всецело изолировать. Границы, пути — все закрыть, расширить приграничные зоны, усилить рубежи вплоть до контроля каждого метра смежной земли. Вирус не должен пройти! Да, я отдаю себе отчет в том, что это может казаться несколько жестоким, но, поверьте, чтобы спасти остальную часть Европы, нужно пойти на такую крайность и временно огородить Украину, Грецию и Турцию, а также ряд африканских стран «высоким забором». Иного способа нет.

— Доктор Уилл-Марш, если мне не изменяет память, премьер-министр России на Евросаммите ООН заявил, что Россия сможет принять не более двадцати миллионов украинских беженцев, белорусские власти готовы принять не больше двух миллионов человек. Математика тут проста, население Украины до пандемии составляло сорок пять миллионов человек. Таким образом, те люди, которые не попадут под эвакуацию, будут оставлены в зоне карантина на произвол судьбы. А это, даже по грубым подсчетам, не менее десяти — пятнадцати миллионов человек. Что будет с ними?

— На самом деле их будет меньше. Гораздо меньше…

— Вы имеете в виду, что до окончания эвакуации «африканцем» заразятся еще много людей? Что же тогда делать тем, кто останется в изоляции, имея невосприимчивость к вирусу? Будет ли у них надежда на то, что их оттуда заберут?

Минутная пауза.

— Надежда? — Пауза. — Я не знаю… Все, что я могу сказать, это… Храни их там Господь…

23 октября 2015 г., 16.30

2 года 4 месяца после эвакуации

Ненавижу я этот переходной период. Когда и осень уже не осень и до первых утренних заморозков еще дожить надо. На часах только половина пятого, а на дворе кисло, облачно, туманно. Еще и дождь этот в меланхолию вгоняет. Моросит мелко-мелко, бесполезно как-то, аж зло берет. Уж врезал бы как умеет, чтоб ручьи вдоль тротуара — в прыжок не одолеть, так нет, тошнит, что сквозь тройное сито просеивает.

Тоска одна.

Впрочем, все ведь как всегда в этот гадкий сезон перевалившей за экватор осени. Когда еще не докучают затяжные ливни и не пронизывает лысую башку колкий ветер, но уже в прошлом теплые октябрьские деньки, а с ними и улицы в желто-оранжевом пожаре.

Такая погода не портит планы. Она, как говорится, так и шепчет. Прямо на ухо: идеально подходящее время, чтоб нажраться водки и приставить себе ствол к виску. Дерзай.

— Подождешь…

Я обкурил себя сигаретным дымом подобно племенному шаману, пока увлеченно складывал обратно разобранный АКСУ. С сигаретами был напряг, но кислая погода вгоняла в какую-то совершенно несвойственную мне депрессию. Таки старею, наверное. Курево от этого всего спасало кое-как, дым дарил лишь кратковременное ощущение действительности. Но стоило отсыревшей сигарете дотлеть до фильтра, я сваливался в пучину воспоминаний, нереализованных планов и ошибок, что выпали на тернистом жизненном пути. Хуже этого, наверное, может быть разве что болезнь Альцгеймера.

В дверь внизу постучали. Неназойливо, тихо, будто боясь потревожить мой послеобеденный сон.

Если б.

Если б интенсивность или громкость стука определяли намерения пришедшего. Появление всякого человека на пороге — сам по себе плохой признак. Времена, когда кто-то к кому-то ходил в гости на чай, навсегда канули в Лету.

Не выпуская из зубов сигарету, беру за ремень собранный автомат и спускаюсь. Гадаю, кто бы мог быть: для «догов» слишком мягко стучали, и они сначала пробуют за ручку, а потом стучат; для соседа — Васи-чеченца, слишком тихо. Тот уж как долбит, так все в округе знают, что он сигарету стрельнуть пришел. Глухой он, да еще и контуженный слегка. Так что… попрошайки разве, они часто тут сквозят.

Тихо, дабы не подвели половицы, подхожу к окну гостиной, выглядываю. Стоят на пороге трое, шеи втянули, на ногах переминаются, бошками по сторонам вертят. Один седой и тощий, как глист, лет пятидесяти, двое остальных помоложе. Обычные тягачи, как и я. С тем, что ближе остальных к двери, хорошо знаком: было дело, вскрывали квартиры вместе.

Любопытство поддело слегка, как краешком ножа.

— Кто? — на всякий случай.

— Ряба, — отвечает тот, которого я знал. — Свои, Салман, открывай.

Свои… Клацнув замком, открываю. Сначала в щель осматриваю лица, потом по одежке — на предмет спрятанных за пазухой огненных палок. У седого сбоку как-то нахлобучилось, как пить дать обрез под пафой. Но не для меня заготовлен, не для того пришли, да и, достанет он пока обрез свой, я их всех троих к предкам отправлю. Автомат с намеком ставлю на пол, у двери, и выхожу на порог. Они понимают — внутрь я их не приглашу, не принято нонче чужих под кров пускать. Даже если среди них «свой».