Константин Скуратов - Рожденные в Зоне. Передышки не будет!

— Он сразу за вами пришел. В глаза мне смотрел. И разговаривал…

— Ты, брат, с промедолом поаккуратнее, — хмыкнул Холера, — от него иногда такой неадекват бывает…. Не только с монстрами начинаешь разговаривать, но и с деревьями, грибами…

— Не, с грибами — это от самих грибов, — авторитетно заметил Чех, — помню, однажды в Янове…

— Ребята, я серьезно! Лежу, а он со мной разговаривает так, будто это совсем не я!

— Передоз, однозначно.

— А потом улыбнулся и говорит — сыт, живи. И ушел.

— В небо?

— Да ну вас! — обиделся сталкер, — я вам серьезно говорю! Беда в Зоне скоро будет!

— Ладно, иди сюда. Руки покажи. Ствол на землю. Ты кто такой по жизни?

— Витя Чингачгук, — сталкер с облегченным вздохом плюхнулся на землю рядом с Пигмеем, — нам тебя, Пигмей, заказали. Не знаю, кто. Я у наших не в авторитете… был, — он снял шлем. Лицо под шлемом оказалось едва ли не детским. Наверное, ни разу еще и не брился.

— Тебе сколько лет, Чингачгук — сын Инчучуна?

— Шестнадцать. Скоро будет.

— А в Зоне ты давно?

— Третий месяц.

— И какого хрена ты сюда приперся? Что, надоело дома на компьютере монстров убивать? Захотелось в людей пострелять в реальности?!

— Так получилось, — юноша покраснел.

— А кличку такую грозную за что получил?

— За нее, — он кивнул на трубу гранатомета.

— В смысле?

— Я из гранатомета со ста шагов с бегущего снорка противогаз сбить могу, — похвастался парнишка.

— Где это ты так стрелять научился?

— Нигде. Просто — могу, и все. Само получается. А по людям я еще ни разу не стрелял…

— А по нам?

— И по вам не стрелял. Меня с собой на всякий случай взяли. Сначала не хотели брать, потом подумали, что могут на псевдогиганта нарваться — и взяли.

— Слонопотам на Свалке? — хмыкнул Чех, — да, специалисты…

К сожалению, Его Величество Случай никто не отменял. Даже самые опытные профессионалы могут допустить промах — водитель путает педали, сапер перекусывает не тот провод, снайпер промахивается, сталкер влезает в аномалию…

Группа Тесака отошла от места стычки с кабанами не более чем на сто метров. Впереди стеной стояли заросли камыша. Каждому сталкеру известно — в камышах аномалий не бывает. Поэтому наемники решили срезать путь напрямую. Вышли из зарослей и угодили в засаду.

Хитрая оказалась засада — слева и справа гудели могучие молодые аномалии, кружа в дрожащем воздухе мелкий мусор. Верная гибель. А с фронта на сталкеров накинулась огромная стая слепых псов. И опрокинула группу.

Через несколько коротких минут, полных лая и беспорядочной стрельбы, оставшиеся в живых наемники бросились в разные стороны, спасаясь от собак и попадая в аномалии. Псы помчались следом, но когда нескольких из них закрутило и разорвало в клочья, вернулись на место своей победы, чтобы полакомиться свежим мясом, плотно упакованным в бронежилеты.

Мадам и Блонди уцелели чудом. В последнюю минуту наемник, имени которого они так и не узнали, оттолкнул обеих в сторону, и теперь они лежали в болотной жиже, с ужасом чувствуя, как их гладит по головам жуткая невидимая рука аномалии. Экспедиция закончилась полным крахом, едва успев начаться.

Когда железное сердце Мадам перестало стучать как счетчик Гейгера посреди радиационного пятна, она глубоко, с присвистом, вздохнула, и начала привычно соображать. Крах. Крах. Крах! Крах, мать вашу за ногу…. Даже помереть на чистых простынях не получится. Болотная жижа пробралась под комбинезон — непромокаемый, блин! — и готовилась стать саваном. Из чего выбирать? Окочуриться без движения от голода? Или решительно встать и разлететься клочьями по окрестным камышам с помощью близкой аномалии? Жить в эту минуту захотелось страшно…

Сквозь гул аномалии Мадам неожиданно услышала вполне человеческие звуки и удивилась.

— Анька, ты?!

— Ага…

— Ты что — плачешь?

— Сама этому удивляюсь. В первую чеченскую хоть бы раз всплакнула — а тут слезы сами ручьем льются. Что делать будем, подруга?

— Еще не знаю, — Мадам приподняла голову на пару сантиметров и снова уткнулась в прохладную ряску, — и не шевельнуться, блин. Прямо за шиворот к себе тащит, проклятая.

— Кто?

— Да эта — с косой. Сестра твоя старшая. Собаки что-то затихли. Может, ушли?

— Не знаю. Я вообще пошевелиться не могу. Такое впечатление, что движусь в аномалию по сантиметру в минуту. Тоже тянет…

— Упирайся.

— Упираюсь. За камыши только что зубами не цепляюсь. Без толку, подруга. Сдохнем мы тут скоро.

— Не паникуй, подруга! Мы ж еще живы. В отличие от мужиков наших.

— Специалисты, мать их…

— Да уж…

Женщины замолчали, впервые в жизни, наверное, не найдя темы для продолжения беседы.

— Ань, ты снова плачешь?

— Нет, я теперь ржу. Типа истерики. Пушкина вспомнила.

— Кого?!

— Александра Сергеича нашего великого. Только он про зиму писал, а получилось точно про баб, попавших в аномалию. «Евгений Онегин».

— И что там про нас?

— Слушай: — пришла, развесилась клоками, повисла на сучьях дубов…

Женщины дружно захохотали.

— Это хорошо, девоньки, что вы чувство юмора не потеряли, — неожиданно раздался мужской голос с тропинки, — плохо, что в Зону полезли.

Мадам и Блонди напряглись.

— Руки, ноги целы? — продолжал тем временем незнакомец, — тогда постарайтесь не шевелиться — я вас извлекать буду.

— Слово-то, какое мудреное — извлекать, — фыркнула Блонди, — типа как занозу из задницы…

— Болтаешь, что ни попадя, а того не знаешь, что в Зоне каждое слово становится материей. В наказание за насмешку быть тебе теперь…, ладно, задница — это уж слишком. А вот заноза — в самый раз.

Словно соглашаясь с незнакомцем, в кармане Блонди тоненько пискнул навигатор. Сам по себе.

— А вы кто такой? — не выдержала Мадам.

— Я? Доктор здешний. Живу на Болотах, так и прозываюсь среди сталкеров — Болотный Доктор.

Вроде ничего не произошло, но Мадам внезапно почувствовала, что ее будто потянули за ноги прочь от аномалии. Болотная жижа нехотя отдавала свою пленницу.

— Все. Вставайте.

Женщины осторожно поднялись на трясущихся и плохо гнущихся в правильных местах ногах.

На тропинке среди разорванных в клочья тел наемников на корточках сидел пожилой мужчина с интеллигентской бородкой и внимательно изучал человеческие останки. Наконец, он с тяжелым вздохом поднялся:

— Ну, тот сам выберется, а здесь уже никому не поможешь. А вы, девоньки, чего сюда приблудились? Тут в куклы не играют. Тут даже хоронят далеко не всех. Да, ребята, — тихо сказал он, обращаясь к погибшим, — не будет вам вечной памяти. Из ниоткуда пришли, в никуда ушли. Может, хоть в мир наш артефактами вернетесь…. Пошли со мной, девоньки. Тут сейчас совсем некрасиво будет.