Джеймс Баркли - Эльфы. Во власти тьмы

— Вы думаете, они начнут мстить? — спросил Тиирадж.

— Они — Обращенные. А люди напали на храм Инисса.

— Но… — начала было Элисс.

— Знаю, — перебил ее Ауум. — Но эти угрозы для Обращенных ничего не значат. Они считают, что те, кто оказался в рабстве за стенами наших городов, способны постоять за себя сами. А здесь произошло нападение на сердце нашей веры. И они отомстят за него.

По лицам своих учеников он видел, что они или не понимают, о чем он говорит, или не верят ему.

— Почитайте учение Лизаэль, — посоветовала Онелла. — А еще лучше — поговорите с ней, когда будете в Катуре, если она все еще там, конечно. С тех пор, как возникла первая пара Обращенных, прошло всего сто тридцать лет, но разум переродившихся эльфов настолько далеко шагнул за грань нашего понимания, что к ним уже неприменимы наши понятия о здравом смысле, добре и зле.

— Тем не менее, мы должны попытаться остановить их, — возразил Ауум.

— Как? — поинтересовался Тиирадж. — Мы даже не сможем выследить их. Как мы узнаем, куда они направились?

— Хороший вопрос. — Ауум развел руки в стороны. — Кто-нибудь готов предложить вразумительный ответ?

Первой подала голос Элисс.

— Они захотят создать прецедент. Привлечь к нему внимание людей, чтобы те задумались над происходящим.

— Хорошо, — сказал Ауум. — Малаар?

— Это будет нечто представляющее большую ценность. Охотники за шкурами или собиратели редких растений?

— Нет, — ответил Ауум. — Человеческие деньги ничего не значат для Обращенных. Думайте. Виранн?

— Значит, это будет какая-то массированная и показательная акция. Где-нибудь неподалеку от Исанденета.

Ауум кивнул.

— Правильно. А почему Исанденет?

— Потому что это — военный оплот и магическая база людей, — сказал Виранн. — Потому что там живет Истормун.

— Хорошо, — вновь кивнул Ауум. — Гинеев, будь ты на месте Обращенных, в каком месте бы ты атаковал?

— Лесосплав на реке Икс, — без колебаний отозвался Гинеев. — Его тщательно охраняют, там много рабов и стражников, а сам он является самым гнусным надругательством над лесом.

Ауум преклонил колени, и Онелла с учениками последовали его примеру.

— Тай, помолимся. — Ауум положил одну ладонь на камень, а другую простер к небесам. — Инисс, услышь меня. Биит, услышь меня. Благословите землю, по которой должны ступать ТайГетен. Покажите нам путь и наставьте нас, когда мы постараемся остановить руку слуг ваших, Обращенных.

— Шорт, услышь меня. Благослови души тех, кого отправила в твои объятия злая воля людей, и даруй им теплый прием предков. И пусть те люди, что стоят пред тобой, сполна испытают на себе всю силу твоего гнева.

— Икс, услышь меня. Направь руку Онеллы. Благослови ее труды и укрепи ее дух, когда она начнет возрождать орден Иль-Арин. Открой им глаза на природу их силы и научи управлять ею. Поставь их на пути овладения ею, чтобы они встали рядом с нами и мы сбросили бы с себя людское иго.

— Я, Ауум, прошу вас об этом.

После недолгого почтительного молчания Ауум поднялся на ноги. Онелла же еще некоторое время оставалась коленопреклоненной. Когда она, наконец, выпрямилась, в глазах ее вновь заблестели слезы.

— Икс не сможет дать мне новых учеников. Это под силу только Иниссу.

Ауум кивнул.

— Я услышал тебя, Онелла. Элисс, Малаар, вы пойдете со мной. Тиирадж, Виранн и Гинеев останутся охранять храм. Тиирадж — старший. Не уходите отсюда, пока я не вернусь.

— Тай, в путь.

Однажды наступило время, правда, когда именно, он уже не помнил, когда он превратил происходящее в игру. Для него это стало единственным способом справиться с болью. Справиться… нет, это неподходящее слово. Терпеть ее, так будет точнее. А смысл игры заключался в том, чтобы определить, какой орган, мышца или кость болят сильнее всего во время его редких посещений храма Шорта в Исанденете.

Все начиналось с первого вдоха, что само по себе было нелегко. Очевидно, это как-то объяснялось слабостью его грудных мышц. Проблема состояла в том, что они оцепенели, не позволяя грудной клетке подниматься, и каждый вздох походил на жалобный всхлип. Но не позволял этой боли победить себя. Он уже привык к ней и научился не обращать на нее внимания.

С величайшим трудом стал подниматься по лестнице. Во время долгого шаркающего пути от лестницы до панорамного зала в конце коридора он мысленно перебирал список источников боли.

Ага, кажется, сейчас в игру вступила его голова. Истормун что-то сделал, чтобы остановить ухудшение деятельности мозга. Он уже сомневался, к добру ли это, потому как голова теперь гудела так, словно мозг пытался вырваться наружу, просверлив дыру в макушке. Очередным кандидатом стало и левое бедро — результат его недавнего покушения на собственную жизнь.

Он бросился вниз вот с этой самой лестницы и переломал все косточки в левой ноге и еще несколько других. Б о льшую часть тут же залечили с помощью заклинаний и наложенных шин, но вот левое бедро превратилось в сплошную кашу осколков. Ему сказали, что оно раздроблено до такой степени, что магия тут бессильна. Теперь каждый его шаг сопровождался сильной болью, огненными стрелами отдающейся в стопу и поясницу.

И уже не имело значения, что мышечная атрофия, судя по всему, прогрессировала. Он бы лишь порадовался этому, если бы не осознание того факта, что она лишь приведет Истормуна в бешенство и заставит испробовать на нем какой-либо очередной болезненный метод, чтобы остановить распад тканей.

Сегодня он вычеркнул из черного списка артрит в плечах и кистях, потому что боли в животе были просто дьявольскими. Он не ел твердой пищи вот уже почти двадцать лет, с тех самых пор, как его пищеварительная система отказалась принимать что-либо крупнее горошины. Но нынче утром он проснулся в луже собственных жидких испражнений от адской рези в животе. Заклинание уняло колики, зато оставило ему на память такую боль, какая бывает, когда в живот тебе втыкают меч и начинают проворачивать его в ране.

Он, наконец, добрался до верхней площадки лестницы и привалился к стене, переводя дыхание и с тоской глядя на путь, который ему еще предстояло преодолеть. Его охранники, которых Истормун величал помощниками, но от которых никакой помощи ждать не приходилось, поскольку они были явно приставлены к нему для того, чтобы помешать ему совершить новую попытку самоубийства, в ожидании замерли сзади и по бокам.